Алекс Гарридо - В сердце роза

И Акамие быстрыми шагами приблизился и опустился на ковер перед чужеземным рабом, взял за руки и заглянул в лицо. И такую растерянность, такое горькое разочарование он увидел в его лице, утратившем неподвижность, что сам растерялся.

- Что ты? Что с тобой?

- Я думать... Смею сказать... Прошу меня простить... Мне сказать... торопливо забормотал Сю-юн, меняя местами ударения, путая слова хайри с родными.

- Что случилось? - всерьез забеспокоился Акамие.

- Мне сказать - царь... что к царю...

Акамие сдвинул брови, вслушиваясь в его шепот. Подумал немного. Осторожно спросил:

- Ты ожидал увидеть царя?

Сю-юн кивнул:

- Прошу меня простить.

- А увидел меня. И огорчен?

Сю-юн промолчал. Акамие слегка сжал его руки и отпустил.

- Ну конечно, конечно... Ты надеялся - к царю, а тут...

- Если высокородный господин считать меня достойным, - вкрадчиво произнес Сю-юн.

- Да. Я понимаю.

Сю-юн тоже кое-что понял. Этот вельможа, видимо, очень близок к царю, может быть, даже состоит при его опочивальне. Может быть, даже... Но этот шрам? В Ы такого и близко ко дворцу не подпустили бы. Но если шрам был не всегда, если на здешний вкус такие большие глаза вовсе не уродство, то очень может быть, что прежде... Да, конечно. И теперь, зная вкусы государя, он отбирает для него наложников? Да. Почетная должность. Огромная власть. Сю-юн понял: во что бы то ни стало надо добиться благосклонности вельможи. Для начала он совершил еще один поклон, из самых глубоких, почти как царю. Но запомнил: пальцы у вельможи сплетаются, ему то и дело приходится расцеплять их, и взгляд убегает куда-то в сторону, и плечи сводит, как в ознобе. Отчего бы это?

- Царь не примет тебя сегодня. И завтра тоже. Твоей вины здесь нет - он занят.

Сю-юн кивнул.

- Расскажи мне о себе. Как случилось, что Эртхиа... государь Эртхиа Аттанский вздумал послать тебя м... моему царю в подарок?

- Мой господин сказать мне, государь Эр-хи просить его найти для своего брата, повелитель Хайра, такой же или лучше, чем его недостойный слуга.

- Чем - кто? - переспросил Акамие.

- Чем я, - скромно потупил глаза Сю-юн. - Но не найти.

- И поэтому...

- И поэтому мой господин оказать мне честь повелеть отправиться служить повелитель Хайра.

- Так у тебя был уже господин?

- Да, - качнулся в поклоне Сю-юн. - И быть всегда доволен мной. Именно он советовать государю Эр-хи выбрать меня.

Этот красивый, с набеленным лицом, с нелепыми черточками вместо бровей - прислан, чтобы стать рабом? Эртхиа искал лучшего. Чтобы переводить книги? Нет. Для чего? Непонятно это закрашенное лицо, непонятны эти зеркальные глаза. Что там с господином, который отослал его так далеко его, лучше которого не нашлось? Почему?

- Царь поручил мне заботиться о тебе, пока сам он занят.

Да, так. Назваться сейчас - приобрести слугу, раба, которых и так в избытке. Прежде стать другом - потом открыться.

И Акамие уже уверенно повторил:

- Позаботиться о тебе. И сначала устроить тебе удобное жилье, чтобы тебе не было тоскливо в непривычном. И приставить к тебе толковых слуг. Но это все завтра. Ты успеваешь за мной? Я хочу сказать - ты понимаешь, когда я так быстро?

- Каждое слово - нет. Все - да.

- И я понимаю тебя. Вот! Хорошо бы... Царь повелел, чтобы ты начал учить меня своему языку. Я хочу... То есть, чтобы я тоже мог читать царю эти книги - если они покажутся ему занимательными.

Сю-юн понял, чего добивается вельможа. Посмотрел еще раз на его сцепленные пальцы. Печально стать соперником человека могущественного, когда ты сам даже не очень хорошо понимаешь здешний язык. Ну что же. Так, видно, суждено. У Сю-юна было еще кое-что в запасе.

- Прошу меня простить...

- Что такое?

Сю-юн извлек из рукава листок полупрозрачной зеленоватой бумаги, сложенный в узкую полоску и завязанной сложным узлом.

- Срочное дело. Смею сказать: письмо господина Дэн-ши. Вручить повелителю. Срочно.

- От господина... как? - Акамие переменился в лице.

- Дэн-ши.

Рука Акамие мелькнула, но так же стремительно рука Сиуджина юркнула за отворот одежды, а сам он низко склонился, самым почтительным образом, однако письмо оказалось совершенно недосягаемо для Акамие.

- Прошу меня простить.

Акамие нахмурился.

- Дай мне. Я отнесу его царю.

- Только я сам. Только ему. Смею сказать: письмо написано на дэй-си. Только я мочь читать для царя.

- Да?

Акамие покусал губы, сцепил и расцепил пальцы.

- Послушай, царь будет недоволен. Дай мне письмо.

- Ни в коем случае, - твердо ответил Сю-юн, понимая, что благосклонность приближенного утрачена безвозвратно.

- Ну тогда переведи мне, а я пойду к царю и передам ему слово в слово...

- Прошу меня простить. Ни в коем случае невозможно.

Сю-юн выпрямился, решительно глядя перед собой, веером прикрывая отворот одежды, за которым скрывался заветный листок. Он делал только то, что должен был сделать. Господин Дэн-ши сказал: только царю, из рук в руки, сразу по прибытии.

Акамие кусал губы, исподлобья глядя на Сиуджина.

- Я должен получить это письмо.

- Я умирать - высокородный господин взять. Я навеки опозорен.

Лицо забеленное, неподвижное.

- Ну хорошо, - согласился Акамие после долгого молчания. - Спрячь его получше, да смотри, не потеряй. Нет сомнений: родина ашананшеди именно там, откуда ты родом.

О сомнениях царя

Оставшись один, Акамие не мог заснуть. Не надо ли было сразу открыться? К чему эта игра?

Прости, Судьба, мою неблагодарность, какое счастье - не быть царем. Чем были годы, проведенные на ночной половине? Не самое счастливое время в его жизни, так, но... Все, что он знал, все, из чего мог выбирать: ложе и трон. Что бы он выбрал?

Выбора-то и не было.

Но вернуть, хоть ненадолго, свободу быть существом, хоть бы и мнимо, подневольным, беззаботным, не виновным ни в чем из того, что с ним происходит.

Он не знает, кто я, он не знает, повторял Акамие. Как заклинание.

У него был друг - старый мудрый Ахми ан-Эриди, вазирг, учитель.

У него был друг - бесстрашный и беспечный Арьян ан-Реддиль, воин, поэт, непоседа.

У него был друг - умница Хойре, евнух.

Но ему так не хватало Айели, такого же, как он сам, только слабее, кому он мог бы стать опорой, и кто его понимал бы, говорил бы с ним на одном языке. Ничто не повторяется. И чем настойчивее прельщают сходства и соответствия, тем пристальнее следует искать губительную разницу. Акамие знал это, но знанием вычитанным, не своим. Сиуджин. Айели. Чужеземец, беззащитный здесь. Нежный. Брат. Маленький брат. Айели. Нежность пришла на смену горечи.

Так и не заснув, провел ночь, разглядывая листы с картинами, на которых изображались вершины гор и верхушки сосен, облака, водопады между ними, гнутые крыши сквозных беседок. И люди, лицом похожие на Дэнеша, играли на флейтах, на маленьких барабанчиках, подносили к губам чашечки не больше лепестка розы, взмахивали голубыми клинками, хмурили брови, страшно выкатывали глаза и кривили угрюмые рты.