Дмитрий Поляшенко - Тени у порога

— Видимо, что-то у них произошло. Может быть, лавинный процесс вырвался из-под контроля. Скорее всего были миллиардные жертвы. Нам даже представить это сложно — погибло пять миллиардов, десять миллиардов. Есть, однако, мирные гипотезы, причем хорошо обоснованные: они просто ушли, не желая никому рассказывать о своем прошлом.

— Интересно, — воскликнул Трайнис. — Или о будущем. Что они такое обнаружили, куда ушли? Интересная профессия. А я не знал.

— Ага. Здесь же стык наук. Представьте, какие возникают возможности, найди мы этих беглецов. Вдруг они изобрели такое... Например, нечто, куда уходят все цивилизации по достижении определенного уровня развития. Этим и объяснится феномен молчания Вселенной. А уходя уничтожают культуру для того, чтобы мы не наткнулись на эту дверь слишком рано для себя. Я читал несколько диссертаций — так они посильнее приключенческого симулятора.

— Название у планеты странное.

— Черный юмор. Когда поняли, в чем там дело, кто-то изрек: мол, полное очищение. Катарсис. Короче, здесь прогрессорам вообще делать нечего, если даже археологам мало что перепало. — Вадковский душераздирающе зевнул. — Ладно, спокойной ночи. Глаза закрываются. Слушай, Гинтас, проверил бы, что ли, командирский пульт напоследок.

Ой-ей, действительно, совсем забыл за всем этим антуражем.

Все непроизвольно напряглись, впившись взглядом в пальцы Трайниса, пока тот медленно доставал из контейнера пульт, медленно снимал блокировку, подносил пульт к губам. Последнее было лишним. Личный командирский пульт различает голос хозяина среди шума толпы за много десятков метров.

— На корабле. Активация. Отчет о системе.

Пульт молчал. Пальцы Трайниса побелели. Он опустил глаза, словно в молчании корабля была его вина.

— А может быть, не пульт, а корабль сдох? — предложил Вадковский.

Трайнис вздрогнул:

— Не шути так.

— Прости. Предположение соответственно ситуации.

— Корабль — это не глайдер и не пояс безопасности. Совсем другой уровень технологии. Он не может «сдохнуть»!.. Все, спите. Я дежурю. Благодаря тебе, Роман, я теперь вообще заснуть не смогу.

— Вот и хорошо, — улыбнулся Вадковский, поворачиваясь на бок, подтягивая колени к груди. — А то были, понимаешь, у меня сомнения.

Веки его смежились, дыхание выровнялось.

Тьма сгустилась.

Костер отдалился, солнечным пылающим крабом переполз по траве. Самое странное, трава под ним не была обугленной.

Сквозь тяжелые, клейкие веки Вадковский видел, как Трайнис задумчиво смотрит на него, потом начинает одним за другим быстро вытаскивать из контейнера отказавшее снаряжение и проверять. Пламя костра застыло, превратившись в друзу оранжевых прозрачных кристаллов, повернулось вокруг вертикальной оси, словно Вадковский, не видя собственных ног, поднялся и обошел его вокруг. Комбинезон на Трайнисе оказался глубоко черного цвета. Трайнис сидел на кусках коры, разбросав ноги, и, низко склонив голову, что-то держал в руках. Вадковский смотрел на него сверху и видел стриженый затылок. Трайнис начал поднимать голову, заметив, что кто-то стоит рядом. Показалась макушка, короткая челка... Лицо не успело появится — Вадковский снова подходил к сидящему в черном комбинезоне, снова глядел на него сверху. Сидящий начинал медленно поднимать голову — Вадковский видел затылок, макушку... Он снова подходит к человеку, сидящему под деревом...

Вадковский открыл глаза. Перед ним что-то расплывчато зеленело. Он всмотрелся. Появилось неприятное ощущение, которое бывает, когда не можешь сфокусировать взгляд и не понятно, какое расстояние до предмета. Несколько секунд не шевелясь, он пытался понять, где находится. С изумлением вспомнил — Камея. Как забытый сон вернулось воспоминание о беге сквозь стремительно темнеющую чащу, искореженный глайдер, красный отсвет заката над лесным колодцем... Настроение не испортилось, только окатило чем-то освежающим, как ледяной водой. Он окончательно проснулся.

Было не очень холодно, вполне терпимо, но как-то неуютно. Он вспомнил: неработающий комбинезон, а это — чуть влажная подкладка комбинезона. Редкое ощущение. Уникальное. А еще было очень жестко. Рука и бедро как деревянные. Затекли. Тоже редкое ощущение. Прямо планета открытий.

Вадковский откинул капюшон с запотевшим выпуклым прозрачным щитком. Между стволов было темновато, но в вышине кроны светились под утренними лучами. Не вставая, поднял голову, щурясь огляделся. Откуда-то лился яркий дневной свет. Из-за камня, со стороны обрыва.

На месте ночевки Лядова трава была примята. Место Трайниса, меж корней, тоже пустовало. Костер погас давно — земля была холодной. Вадковский растер пальцами золу. Вскочил — и чуть не упал: вверх по ноге ринулся поток мучительно-приятных огненных иголочек.

Хромая, Роман прошелся по месту ночевки. Примятая трава, кострище, раскиданные вещи, пустая тара из-под еды — вполне обжитое местечко.

Лядов мирно сопел на огромном плоском камне, перебравшись туда, видимо, ночью со всей своей «постелью».

Вадковский потрогал поверхность «рояля». Мох был сухим и упругим. Вот хитрец.

Утес Рояль — вдруг возникло в голове. Пустая планета требовала названий. Нет, утес Рояльный... Подумаем.

Неподвижную фигуру Трайниса Вадковский не сразу разглядел на фоне сияющего неба и темных стволов. Командир стоял у самого обрыва, глядя вдаль, как полководец.

— Ты не спал? — крикнул Вадковский.

Трайнис глянул через плечо.

— Нет.

— Костер почему погас?

— Ох, Рома... — невнятно пробормотал Лядов. Рука его неверным движением начала искать одеяло.

— Спи, спи. — Вадковский заботливо опустил Лядову прозрачный щиток на лицо. Пластик сразу запотел. Сопение прекратилось.

Вадковский обогнул обросший мхом камень, между деревьями вышел на узкое открытое пространство над пропастью.

Трайнис смотрел на него.

Вадковский был взъерошен, зевал, постанывал и потягивался на разные лады, вдруг он замер с открытым ртом:

— Ух ты!

Светило вставало за их спинами, по ту сторону пройденного вчера леса. Совершенно чистое голубое небо изливало свет на открывшуюся панораму. Отсюда поверхность планеты выглядела куда более неровной, чем с борта глай-дера. Зеленые холмы, косогоры, темные низины, короткие горные цепи, почти задушенные деревьями, редкие пики одиночных скал, рвавших зеленый покров серо-желтыми клыками, — все чередовалось живописно и непредсказуемо, сморщенным сукном громоздилось до горизонта, где-то совсем далеко невнятно мельчало, темнело и терялось в сизой дымке.

— Посмотри, — Трайнис указал влево.

Вадковский не сразу увидел вдали, среди прихотливого ландшафта, между двух пригорков полускрытое дымкой сиреневое пятно.