Дмитрий Поляшенко - Тени у порога

— Ромка, потрави что-нибудь, а то усну.

Вадковский, позевывая, начал рассказывать. Кажется, начал он с самого детства. У Трайниса не было сил вслушиваться. Просто было приятно слышать человеческий голос. А если бы даже вслушивался, все равно пропустил бы половину — то и дело на мгновение проваливался в сон.

Вадковский замолчал, Трайнис как раз вынырнул из омута сладких сновидений, повернул голову.

Вадковский, сонно помаргивая, глядел в ответ.

— Ты как? — спросил Трайнис.

Вадковский закрыл глаза, кивнул и голова упала на грудь. Он ровно засопел. Трайнис протянул руку, потряс Романа за плечо. Тот сразу вскинулся, метнул вокруг молниеносный взгляд. Узнал, чуть расслабился.

— Наверное, так чувствует себя обесточенный кибер, — невнятно сказал Вадковский. Со стоном поднялся на затекших ногах. — Не могу больше. Пойду освежусь.

Он шагнул из пещеры в темноту. Тут же раздался его крик:

— Гинтас!

— Что?!

Сон как влажной тряпкой стерли.

— Мороз исчез. И звезды... гаснут.

У Трайниса жутко ухнуло сердце, и он вскочил, ударившись о потолок пещеры.

Прижавшись плечом к плечу, держа руки на пистолете и тесаке соответственно, то и дело расталкивая друг друга, они следили за тем, как умирает костер. Распался на угольки последний кусок коры. Все было сожжено. Несколько полотнищ остались в подстилке на холодном песчаном полу — два больших куска под спящим Лядовым и по маленькому кусочку под каждым из них. Угольки гасли, пуская струйки дыма, синие язычки пламени нервно и обреченно перебегали по кострищу. Все покрывал легкий пепел.

Костер погас. Без костра пещера сразу остыла.

Через остывающее кострище потек утренний воздух — свежий, сырой, зябкий. Но не мороз. Куда-то делась антарктическая стужа. Это не радовало — спать хотелось так, что было все равно.

Серыми призраками медленно проступали из небытия темноты склон и угрюмая стена леса. Небо бледнело, горели только несколько крупных звезд на западе.

— Рома, мы пережили, — прошептал Трайнис.

— Да.

Голос у Вадковского был сиплый. В утреннем свете Роман был похож на припорошенного пылью зомби, разучившегося моргать и улыбаться. Трайнис чувствовал, что выглядит не лучше.

Когда стало ясно, что начинается день, и это обычный день, а не очередной коварный псевдоноогенный феномен, кто-то снова перелистнул страницу жизни.

Сил от этого не прибавилось, но уже совершенно иные заботы выходили на первый план. И вообще трудности сподручнее преодолевать при дневном свете.

Поглядев на сладко спящего Лядова, не стали его будить. Сделали по одному глотку из фляги — на донышке немного осталось.

Дольше сидеть на одном месте было невозможно. Несколько секунд неподвижности даже в самой неудобной позе — и человек засыпал. Вот он, здоровый сон на свежем воздухе.

Они побродили по склону перед пещерой, среди остывших углей и горок пепла, дыша всей грудью. Немного приободрились.

Следов от мороза не осталось никаких. Даже трава не пожухла. Невытаптываемая, морозоустойчивая. Надо будет семена на Землю отправить, газоны засевать. А может, не надо. Кто знает, как передаются эти псевдоноогенные феномены?

Размялись в бесконтактном спарринге. На контактный не было сил. Тело замедленно отзывалось, сделанное из сырого разбухшего дерева. Ничего не хотелось. Тупая тяжесть в голове твердила: спать, спать.

Засунув пистолет за пояс, скрестив руки на груди и широко расставив ноги, в чем-то неуловимо узнаваемый, под стеной, рядом с пещерой, стоял Вадковский и оглядывал просыпающиеся окрестности. Впрочем, как и раньше, окрестности упорно молчали и не шевелились, словно в зависшем симуля-торе. Ни ветерка, ни птиц. Просто вокруг становилось все светлее и светлее. Туманная розоватость незаметно перетекала в обычный белый свет.

Трайнис ходил по склону, нагнувшись — искал следы ночного происшествия. Следов не было. Только обугленные остатки факелов. Выпрямившись, он посмотрел задумчиво в сторону леса. До ближайших стволов было метров тридцать.

— Не надо, Гинтас, — крикнул Вадковский.

Тот обернулся.

Вадковский махнул ему рукой:

— Не искушай. Сейчас Славка проснется — и сразу уходим.

— Конечно, — кивнул Трайнис. И снова посмотрел на лес. Казалось, утро только здесь, на открытом месте, а там, в чаще, хозяйничает ночь со своими подручными-кошмарами.

Роману послышался шорох. Он сорвался с места и заглянул в пещеру.

Лядов сидел, скрестив ноги, и зевал на все лады, недоверчиво глядя в безмятежное розовое небо над лесом.

— Гинтас, уходим! — крикнул Вадковский, повернувшись к склону.

Лядов вздрогнул, захлопнул рот.

— Как спал? Как рука? — спросил Вадковский. — Есть хочешь?

Лядов пошевелил плечом.

— Погоди ты... Нормально. Только кожу стянуло. Попить бы.

— Бери, вот фляга. Допивай, мы уже. Сейчас уходим, — скороговоркой сказал Вадковский.

Лядов припал к горлышку. Вадковский исчез из проема.

— Ребята, вы поспали? — запоздало крикнул Лядов.

Прозвучали шаги, и в пещеру заглянул Трайнис. Тесак в его руке выглядел уже не менее привычно, чем штурвал глайдера.

Лядов поднялся, стряхнул с себя песок и щепки. Левая рука висела на перевязи.

— Доброе утро, — сказал Трайнис. — Мы подремали.

Лядов посмотрел на его лицо.

— Понятно. На первом же привале ложитесь спать.

— Как рука?

— Ну, — неуверенно сказал Лядов, покосившись на грязную тряпку перевязи, — завтра смогу делать что-нибудь легкое. Наверное.

Перед пещерой звонко щелкнул и куда-то отпрыгнул камешек.

Трайнис шагнул назад и, сощурясь, посмотрел вверх.

— Роман зовет. Пойдем.

Он закинул на плечо ремень контейнера. В контейнере глухо брякнуло.

Лядов перешагнул толстый блин белого пепла с утонувшими углями и пошел за Трайнисом вдоль каменной стены. Начав двигаться, с удовольствием почувствовал, что за ночь комбинезон совсем просох. Только ворот задубел, непривычно трет шею. Лядов оглянулся, бросая последний взгляд на ночное пристанище. Сантименты, конечно, но ведь никогда больше не увидимся. Кострище, куски коры на утоптанном песке, стеклянные осколки, следы ботинок. Первый культурный слой на планете. Собрав густую слюну, он сплюнул. Очень хотелось почистить зубы.

Больше по привычке, чем по необходимости, он оглядел подковообразную стену леса, нежно-розовое небо. Красиво. Даже где-то совершенно. Темно-зеленые, сизые от росы деревья под гигантским розовым лепестком. Но опять все слишком неподвижно. Даже для раннего утра. И слишком тихо. Утром должны радостно чирикать птички, перекликаться какие-нибудь лесные твари. Лядову захотелось быстрее покинуть это место. Идти, идти вперед! Каждый шаг приближает нас... К дому? Лядов с удивлением понял, что имел в виду что-то другое. Не разобравшись, придерживая левую руку, он поспешил за Трайнисом. Наверное, имелась в виду следующая цветочная поляна. Жизнь научила их стремиться к достижимым и, главное, жизненно необходимым целям.