Дмитрий Поляшенко - Тени у порога

Быстро пройдя по помещениям с готовыми изделиями СК, которые возвышались крепостями справа и слева, ощутил удовлетворение — идти пришлось заметно долго, много уже сделано. Изделия упирались в потолок, стояли встык с соседними, сливались в единую конструкцию, которая переползала из коридоров в залы и комнаты, выныривала обратно, чтобы нырнуть в следующие помещения командного яруса.

Вадковский остановился на рубеже — с двух сторон кончались изделия СК, дальше шел пустой широкий коридор, по осевой линии которого вкривь и вкось были набросаны длинные тяжелые упаковки.

Роман коротко выдохнул и принялся за работу.

В три часа ночи он на четвереньках, упираясь руками, плечом и щекой в мореную лакированную доску, придвинул плотнее к стене последнее изделие СК. Все. Тяжело поднялся. Руки гудели. Он сдул с брови нависшую каплю пота и не медля пошел начинать второй этап, на ходу кинув в рот мягкий прозрачный шарик тонизатора.

Стремянка давно в ожидании работы была прислонена к входной двери. Список на сотне листов Роман держал в руке.

Он сдвинул большую квадратную крышку и на мгновение замер. Такого он еще не видел. То есть видел, но не в таком количестве. Даже у Лядова их было всего два десятка. А здесь приемная камера огромного полупромышленного синтезатора была забита под завязку.

Роман выдергивал уставшими непослушными руками плотные пачки. Они были короче и легче упаковок с деталями для сборки изделия СК. Затем он разносил пачки по всему второму ярусу. Сверить номер пачки со списком. Отнести пачку к определенному изделию СК. По двадцать четыре пачки к каждому собранному изделию. Дернуть фиксирующий шнур. Лопнувшей кожурой банана содрать вскрывшуюся упаковку...

Когда приемная камера опустела, он заказал синтезатору следующую часть из многотысячного списка, а сам принялся обходить разложенные на полу вскрытые пачки и расставлять на полках содержимое.

В стеллаже книжном, том самом изделии СК, было двенадцать полок. На полку помещалось ровно две пачки книг. В пачке их могло быть до сорока. Всего стеллаж вмещал около четырехсот двадцати книг. Ему предстояло расставить на командном ярусе двадцать одну тысячу штук. Немного, если знать, что стеллармены по неизвестным признакам отобрали эти книги из неимоверного числа их, вышедших на Земле в этом жанре за сотни лет.

Синтезатор просигналил из глубин командного яруса, что приемная камера снова полна под завязку. Балансируя под потолком на последних ступеньках стремянки, Роман кивнул, продолжая торопливыми движениями расставлять книги. При этом он левой рукой книжек двадцать прижимал к груди.

Много раз наполнялась приемная камера синтезатора, и опустошалась. Книги разлетались по полкам. Роман сломя голову носился от стеллажей к синтезатору и обратно. Иногда ему казалось, что он вот-вот налетит на себя самого.

Без пяти шесть утра работа была выполнена. От вездесущих стеллажей, забитых книгами, на командном ярусе стало теснее и темнее. И еще какой-то запах появился на этаже — затхлости или слежавшейся пыли. Что-то похожее он иногда чувствовал в комнате Лядова.

Роман собрал валявшийся повсюду порванный, затоптанный упаковочный материал. Подобрал распухший от частого перелистывания список книг. Похоже, этот архаичный каталог, словно распечатанный на доисторическом принтере и скрепленный тугой металлической скобкой, тоже не случаен.

С огромной охапкой, не видя дороги, задевая стеллажи и косяки, Роман добрел до утилизатора и затолкал шелестящую кучу в зев приемной воронки. Все. Теперь уже окончательно.

Он внимательно прошелся по всему ярусу. Получилось очень красиво. Все книги были непохожи: пестрые, разноформатные, реже тянулись ровные пятна одного цвета — собрания сочинений или одинаково оформленные серии. Плотно заставленные ряды полок, как эшелоны, убегали вдаль. Особенно сильно этот эффект проявлялся в коридоре. Роман прижался спиной к входной двери и скользнул по книгам взглядом через весь коридор до рубки на противоположном конце. Впечатляло. Ему сильно захотелось все их разом прочитать, чтобы смотреть сейчас на них и знать, какая же сила помогла им преодолеть столетия. Он уже не чувствовал себя здесь чужим. Собранные стеллажи несли тепло его рук, которые уже касались переплетов.

Иногда попадались рукописи. Это были исписанные толстые общие тетради, или пачки отдельных листов, тоже все исписанные, исчерканные, помещенные в картонные обложки и стянутые забавными бантиками. Были дискеты, оптические диски, флэш-карты, кристаллы и множество других электронных носителей, давным-давно вышедших из употребления. Надо полагать, это были романы, так никем никогда не изданные. А возможно, и не прочитанные. Роман ощутил непонятный и очень властный интерес ко всему, что сейчас стояло на полках. Да, именно так — настоящие книги, настоящие полки. Правы стеллармены, это прекрасно передает дух эпохи. Можно легко представить, что стоишь в какой-нибудь районной библиотеке или в книжном магазине, а не на борту космической лаборатории, дрейфующей между Марсом и Юпитером. Правда, выбор представленных здесь изданий сделал бы честь иной национальной библиотеке. Жаль, нет времени вчитаться в названия на корешках, обложках и лейблах, не говоря уже о том, чтобы спокойно полистать книжку-другую.

Он пошел к выходу.

Где, как стеллармены смогли все это разыскать? Уму не постижимо. Теоретически часть книг могла дожить до появления атомарного сканера. Часть, но не все. Неужели есть люди, подобные Лядову, с уникальными частными коллекциями? Но Лядов говорил, что никого не смог найти в Пространстве. Всему, что сейчас стоит на полках, несколько сот лет. И большинство — это оригиналы, судя по ветхости и запаху. Во всяком случае рукописи — точно. Некоторые были просто в жутком состоянии, того и гляди разваляться. Но очень много и таких, с которых даже позолота не слезла, обложка не поблекла. Они что, все это время хранились в охлажденном инертном газе? С чего бы это кому-то на заре космической эры пришло в голову посылать в будущее информационную посылку? Кто-то тогда уже знал? Сомнительно. Ладно бы еще лет десять, двадцать. Ну, тридцать. Но предвидеть нужду в этих книгах за сотни лет... Нет. С другой стороны, если начинающий любитель в этой области Лядов смог заполучить рукописный дневник поэта, которому впору стоять на этих полках... Где он его взял? Сказал, что прислал кто-то без обратного адреса. Может быть, дневник Еленского из того же источника, что и стоящие здесь книги? Забавно получается. Додумался бы Славка до идеи побега без этого дневника? Ведь, считай, его вдохновил живой голос Еленского, его почерк, тепло руки. Книги и редкие находки в архивах, говорил Лядов в тот день, перед побегом, вдруг рекой потекли к нему. Но к тому времени Славка уже год как увлекался своим XX веком и был завсегдатаем архивов, он знал, где и что искать. Ах, сколько прекрасных версий сразу зашевелилось в голове! Потравину бы это не понравилось. Стоп, мы не будем спекулировать темой при нехватке фактов. Как тогда сказал Гинтас, в пещере перед костром? Не годится фантастическое предположение объяснять допущением неограниченной сложности. Вот и мы не будем.