Ольга Чигиринская - Мятежный дом

– Хорошо же! – Вальне выпрямился и скрестил руки на груди. – Я поясню, в чём дело. Пусть господин Бадрис тоже примет участие в теольогическом диспуте. Скажите, Бадрис, вы знаете такой смертный грех – гордыню?

– Я полагаю гордыню весьма полезным человеческим качеством, а не грехом, – ответил эколог. – Она не дает ронять свое достоинство в грязь.

– Вот! – усмехнулся Вальне. – Это то, что я говорил: вавильонянин не все может понять.

– Вальне, – серые глаза Торвальда широко раскрылись, и Дик снова вспомнил, что лоэнгринцев нередко зовут эльфами. – Уж не хотите ли вы сказать, что полностью свободны от гордыни сами? И в силу этого можете бросаться камнями?

– От духовной гордыни – да, я свободен! – седой адмирал почти выкрикнул это. – Я не воображаю себя Мессией.

– Вы хотите сказать, что наш младший матрос… – Стейн не выдержал и расхохотался. – Ох, Вальне, вы меня уморите!

– Пусть он сам скажет за себя! – теперь Вальне действительно кричал. – Спросите его! Спросите! Ричард Суна, кто послал тебя сюда с благой вестью к гемам? Говори! Говори как ты говорил им вчера!

– Меня послал Бог, – ровным и твердым голосом сказал Дик. – И вас, господин Вальне. И капитана Нордстрема. И всех нас.

– Вальне, – примирительным голосом сказал Стейн. – Все мы в детстве спали на уроках катехизиса. Вы, наверное, проспали тот урок, где рассказывали об апостольстве мирян. Ничего, бывает. Я тоже что-то проспал. Парень принимает это очень всерьез, таков уж его характер. Ну что ж, у каждого из нас своя кукушка в часах. Может, хватит играть в инквизитора?

Адмирал не ответил. Он смотрел прямо в глаза Дика.

– Ты очень умный и хитрый, – тихо сказал он. – И очень льовко играешь простеца. Ты думаль, никто из нас не знает нихонского языка и не понимает, что ты им говоришь? Тигаттэита вакамоно да.

– Да га, – так же тихо ответил Дик, – тигаттэитара, ратину-го-о ханасу токи ва нихонго-о ханасу токи кара найё га дзэндзэн матигаинай [1] «Даже если я ошибался, то, что я говорю на латыни, не отличается от того, что я говорю на нихонском». Присутствует игра слов, основанная на двойном смысле глагола «тигау» – «ошибаться» и «отличаться». . Что я говорю на тиби – я готов повторить на астролате.

– И ты не говорил, что ты такой же, как святая Жанна или святая Бернардетта Субиру? Как Святой Брайан? Ну-ка, попробуй соврать, глядя мне прямо в глаза!

– Сэр, – Дику стоило большого усилия не попятиться от нависающего над ним адмирала: он чувствовал, что если тот его коснется, хотя бы случайно, может случиться что-то страшное. Истерика, обморок – все что угодно. Но отступать было нельзя. – Сэр, вы не так хорошо знаете нихонский как думаете. Даю слово, что я ни разу не говорил, будто я равен этим двум святым женщинам… и Брайану навигатору… и другим, кого я упоминал… Я только говорил, что когда Бог призывает – я постараюсь не отступать, как не отступили они. Предупреждал, что будут насмешки, ведь Бернардетту Субиру считали сумасшедшей – и это еще самое малое. Ведь нас тут всех считают безумными. Но я объяснял, что так было всегда. И не только потому что здесь Вавилон. Жанну сожгли христиане, и Бернардетту осмеивали такие же католики… И Святого Брайана обвинили в предательстве… Я помнил, что вы говорили, мастер Бадрис. И старался быть с ними честным. Рассказать, что их может ждать, если мы не сможем их защитить. И как мало мы можем сделать для их защиты. Правда, я не уверен, что хоть один захочет креститься теперь, – юноша улыбнулся. – Я и раньше не обманывал. Но тогда со мной были друзья и было легче.

– Ты умело от всего отпираешься, – глаза Вальне совсем превратились в смотровые щели. – Посмотрим, как ты сейчас отопрешься от этой байки о чуде в пещерах. О блаженной Садако Такэда.

– Я не буду ни от чего отпираться, – очень медленно и раздельно сказал Дик. – Когда я заблудился в ничьих подземельях под Пещерами Диса, мне во сне явилась слепая женщина в хабите Синдэна. Она вывела меня через решетку, которая была слишком узкой. И указала выход. Она напомнила мне моё настоящее имя. Я думаю, это была блаженная Садако. Это произошло со мной – вы можете верить, или нет, но это было.

Что бы ни чувствовал сейчас Вальне – но он отступил к стене, и Дику стало чуть полегче. Чуть – потому что, отступив, Вальне продолжал сверлить его взглядом, и остальные трое тоже не сводили с него глаз.

– И… – прорвал наконец молчание Стейн, – она что-то ещё сказала тебе? Кроме твоего настоящего имени?

– Да, сэр. Она сказала, что здесь – мой дом. Здесь, на Картаго.

– И всё?

– Да. Всё.

– И ты поверил? – спросил Бадрис.

– А почему я не должен был верить?

– Хм, – Стейн опять потеребил бороду. – Парень, если честно – я слегка разочарован. От кого-кого, а от блаженной Садако можно было бы ожидать четкого оперативного плана. Вальне, при всем уважении к вашим потерянным погонам – вы идиот.

– Вы еще пожалеете о своих сльовах, – сказал Вальне. – И о том, что поверили этому мелькому авантюристу.

Он взялся за дверную ручку, но Бадрис остановил его.

– Погодите!

– Чего вам ещё?

– Вашего внимания, господин начальник палубной команды. Ведь сегодняшние боты не исчерпываются ботом синоби, – эколог вынул из кармана второй мнемопатрон. – В ста тридцати милях от нас курсом на северо-восток идет большое стадо красноперого тунца. Нужно готовить палубное оборудование и снасть – если, конечно, лов остается нашей приоритетной задачей.

– Конечно, остается, – бросил Торвальд. – Младший матрос Огаи, можете возвращаться к своим обязанностям.

– Я тоже вернусь, с вашего разрешения, – Бадрис встал и потянулся. – Ужасные кресла.

– Ужасная навега, – усмехнулся Стейн. – Ужасный океан и ужасная планета – извините, Бадрис. Как все-таки хорошо, что блаженная Садако не явилась мне, и я однажды с чистой совестью рвану отсюда когти.

Он вышел из рубки очень быстро, и когда Дик с Бадрисом перешагнули порог, ботинки старпома уже гремели по трапу где-то внизу.

– Сэр, – окликнул эколога Дик. – Сэр, я… нагрубил вам недавно. Мне очень жаль. Я прошу у вас прощения.

– Хорошо, – помедлив, сказал эколог. – Я прощаю вам сказанные в горячности слова. Но ваш образ действий и образ мысли по-прежнему нахожу непростительным. Нельзя принимать решения, которые вы принимаете, сходя из видений и снов. При всей искренности намерений – нельзя. Картаго не будет вам домом, поймите. Вы не подходите планете, а она вам.

– У меня была планета, которая подходила мне, – сказал Дик. – Тайсёгун Рива распорядился ею по-своему. У меня был корабль, который мог бы стать мне домом. Синоби Рива отобрал его. Картаго будет моим домом, сэр. Это справедливо, я думаю.