Стаснислав Коронько - Механизм Ноль

Пока один из солдат копался в поисках какой-нибудь одежды, Клим подошел к подполковнику и протянул ему правую руку:

— Сканируйте. Я не хочу, чтобы у вас оставались сомнений в моей личности.

— Это лишнее, — ответил ему Айонг. — Я склонен вам доверять. Меня предупреждали, что в погоню за террористами отправилось несколько бойцов правительственной роты.

— Тогда вы готовы передать мне командование?

— Нет, — разочаровал его подполковник. — Пока не доедем до базы.

— Вот вы… вы… — раздраженно начал было Клим, но так и не подобрав для него подходящего определения, отвернулся и пошел к своему месту, где его уже дожидались темно-зеленые армейские штаны и покрывало.

К тому моменту, как Клим оделся, завернулся в покрывало и пристегнулся ремнями к креслу, на связь вышел другой "Грайдер".

— Подполковник, тут у нас кое-что странное, — прозвучал в танке чуть смущенный, юношеский голос.

Айонг открыл шлем, за которым скрывалось уставшее, давно не бритое лицо мужчины средних лет и восточной наружности, и, встав позади пилота, спросил:

— Что у вас там за проблемы?

— У нас ведь, вроде, был приказ искать особо опасных преступников? — неуверенно спросил собеседник подполковник.

— Ага.

— Так вот, из наших пассажиров только один подходит под описание особо опасного, а двое других — это девушка и мальчик лет двенадцати. Говорят, с ними еще и котенок.

Брови Айонга поползли вверх, и он едва успел схватиться за спинку кресла пилота, когда танк наехал на большой камень и его тряхнуло особенно сильно.

— Девушка и ребенок? Ладно, понятно. Пока на них там не слишком наседайте. Приедем на базу, разберемся. — Подполковник обернулся к Климу и спросил: — А что с вами делали эти двое? И что вы собираетесь с ними делать?

— С ребенком все просто, — четко ответил Клим, — его надо будет расстрелять. А с девушкой я побеседую и, возможно, заберу с собой в столицу. Я думаю, она не имеет с дезертиром ничего общего и будет возможным оставить её в живых. К тому же её забрали с собой силой, а свою преданность долгу сотрудника Службы Безопасности она доказала еще в куполе.

Услышав вердикт Клима, Ен с облегчением выдохнул. Хоть кого-то этот парень все же стремится пощадить. Немного, но хоть что-то…

Айонга же взволновало совсем другое.

— Что значит, расстрелять ребенка? — ошеломленно спросил он.

— Это приказ сверху. — Клим кивком указал на Ена. — Все из этой группы должны быть ликвидированы.

Подполковник плотно сжал губы и прищурился. Его лицо выражало растерянность, он никак не мог поверить услышанному. Для него такие слова звучали дико, они никак не укладывались в его голове, они шли вразрез со всем, во что он верил и за что сражался.

— Чей это приказ? — со стальными нотками в голосе спросил он.

— Вы же знаете чей, — спокойно ответил Клим. — Лично премьера.

Подполковник стукнул кулаком по потолку и танк наполнился металлическим звоном.

— У нашего главы совсем крышу сорвало? — спросил он. — Что он о себе возомнил? Как он смеет принимать такие решения?

— Вам стоит выражаться чуть осторожнее, — посоветовал подполковнику Клим. — Мне тоже не нравится такой приказ, но мы обязаны его выполнить.

— Мы его выполним, — сквозь плотно сжатые зубы процедил Айонг. — После личного подтверждения премьера.

— Вот и отлично. Но я не думаю, что господин премьер изменит свое решение. Мой беглый коллега слишком долго пробыл в компании этого мальчика и мог рассказать ему слишком много государственных секретов.

Лицо Ена вспыхнуло от ярости, и он, если бы мог, ударил бы Клима, олицетворявшего собой ставших за последнее время ненавистными власти этой планеты и армейскую верхушку. И ему было неважно, что любое его движение будет трактовано как нападение, и пули автоматчиков мгновенно остановят его. Просто он хотел, чтобы Клим ощутил и навсегда запомнил всю ту ненависть, что переполняла его в этот момент.

Понимая, что такая внезапная смена настроения была вызвана двумя сутками без сна, бесконечной погоней и постоянными сражениями, Ен постарался успокоиться и, давая выход эмоциям, просто повысив голос, произнёс:

— Какие секреты?! Кому они нужны? Что я мог ему рассказать? Позиции наших войск, их численность, подробности проведенных мной операций, о которых вы там в академии треплетесь? Да всё это не знают только те, кто не хочет этого знать. — Ен тяжело выдохнул и, успокаиваясь окончательно, с саркастическим выражением на лице добавил: — Пожалуй, я даже знаю нашу главную военную тайну. Вот это — настоящая бомба. Я знаю, сколько раз в месяц нашим генералам и полковникам привозят из куполов шлюшек. Могу и вам поведать этот секрет, товарищи.

После упоминания о способах досуга армейской верхушки в танке раздались смешки, а на лицах солдат, напрягшихся в начале речи Ена, появились улыбки. Даже хмурый подполковник просветлел, складка между его бровей разгладилась, и он позволил себе рассмеяться.

Клим тоже усмехнулся, но быстро вернул на свое лицо нейтральное выражение и ответил:

— Неважно. Уже достаточно того, что он может знать, кем вы являлись и какую должность занимали, лейтенант. Вы ведь понимаете, что навлекли на ребенка такое наказание своим бегством. Для армии это пятно позора, которое может быть смыто только со смертью всех знающих вас.

— А кто он такой? — поинтересовался Айонг, внимательно вглядываясь в черты лица Ена.

— Вам лучше не знать этого, подполковник, — ответил Клим. — Чревато общением с комитетом лояльности.

Айонг поморщился:

— Ну да ладно, неважно. Хотя я не думаю, что дезертирство какого-то лейтенанта, — он прищурился и проницательно взглянул на Клима, — пусть даже и Нуля, является позором для армии. По-моему, расстрел ребенка больше подходит под это определение.

— Думайте что хотите, — не стало спорить с ним Клим, — но вы, как кадровый офицер, должны понимать, какой удар по репутации армии может нанести известие о дезертирстве человека, являвшегося элитным бойцом. Чтобы не спровоцировать массовых волнений в армии и не отпугнуть новобранцев, которых и так приходится отлавливать, чтобы они могли отстоять свою собственную свободу, такая информация не должна становиться достоянием общественности. Любой ценой нужно исключить её распространение.

Несомненно, Клим повторял слова премьера, напутствовавшего его перед началом задания, и верил в них наверное даже больше, чем сам премьер. Эти слова стали для него смыслом жизни, лишили его угрызений совести, сделали машиной, единственной целью которой было уничтожить врагов. Кем бы они не являлись.

Кто-то из солдат пробормотал: "Получается, нас тогда тоже нужно расстрелять", но Клим не обратил на это внимания и продолжил своё выступление: