Сергей Герасимов - Изобретение зла

- Велла?

- Это я.

Велла была его детским воспоминанием, первой его наивной любовью в возрасте двенадцати примерно лет. Он ещё сейчас живо помнил то напряжение чувств, то предчувствие совершающегося чуда, то ощущение свой единственности и уникальности того, что может произойти. Ничего не произошло. Та, давно исчезнувшая Велла, была слишком хороша, чтобы обращать внимание на наивного мальчика двумя годами младше себя. За нею всегда ходила стая кобелистых подростков, высунувших языки от вожделения. Может быть, и не высунувших языки, но бедному маленькому

Арнольдику хотелось так думать. Единственное, что сблизило их, произошло на районном сборе грибов. Грибов тогда было больше, чем сейчас, да и выезжали за ними чаще. Тогда он попробовал её обнять и, как ни странно, получилось. Всего один раз. Потом они играли в цветы и он выбирал только её. Несколько парней из своры его хорошенько отколошматили за это. Тем все и закончилось, почти.

Проходили годы и он встречал её, мстительно радуясь её вянущей красоте. Велла тучнела, становилось дряблой, с бородавкой на щеке, из бородавки вырастал волос, потом этот волос седел. Арнольд Августович спокойно и с интересом наблюдал этот процесс. Это было похоже на ускоренную киносьемку - один кадр в месяц или год - где человек стареет в сто раз быстрее. Однажды он узнал, что Велла умерла и не особенно расстроился, потому что настоящей была Велла только из его детского воспоминания. И вот воспоминание лежит перед ним.

- Что значит "это я"? - спросил он. - Ты состарилась и умерла от диабета.

Твоя взрослая дочь много пьет и путается с кем попало. Я это знаю, потому что она живет в семи домах от меня. По ночам она орет, даже сюда слышно. Ты не очень-то о ней заботилась, правда? Или это не ты?

- Ну и что же? Разве я не похожа?

- Похожа, даже слишком. Похоже все, кроме перчаток.

- Ах, вот эти. Но это же мелочь, правда?

- Велла не стала бы носить таких.

- Да откуда ты знаешь? Ты ведь ничего о ней не знал. Она была для тебя тайной, ты даже не пошевелил пальцем, чтобы эту тайну разгадать.

- Мне она больше нравилась в виде тайны.

- Да? Ну это дело минувшее. Почему ты не ложишься?

- Откуда ты взялась в моей постели?

- Если я объясню, ты же не поверишь. Пришла.

- Попробуй.

- Ты меня вызвал сам, ты слишком сконцентрировал свое воспоминание. Ты никогда не задумывался о том, что память не исчезает, что она только уходит?

Уходит - значит есть куда. А там с нею...

- Дальше можешь не объяснять, я все равно не верю. Мне уже давно не двенадцать лет.

- Как знаешь. Но я пришла.

- Вы все точно расчитали, - сказал Арнольд Августович и присел на край кровати. - Я бы мог сейчас пристрелить любого, но не такой прекрасный призрак, как ты. Что тебе от меня надо?

- Пока ничего.

- Звучит как обещание.

- Это и есть обещание.

- Сними перчатки.

- Нет.

- Ей было четырнадцать, а тебе не меньше восемнадцати. Почему?

- Тебе ведь сейчас пятьдесят семь. Что бы будешь делать с девочкой?

- А с тобой?

- Со мной у тебя получится. Снимай пижаму и ложись.

- Сначала сними перчатки.

- Ты действительно этого хочень? Смотри как они красивы! И они так хорошо сочетаются с твоими голубыми бабочками... Принеси мне вина.

- Ты любишь пить?

- Конечно. Велла ведь не была паинькой. Помнишь?

- Нет.

Он вышел и принес графин с настойкой.

- Слива?

- Да. Другого нет. Налить?

Она протянула руку. Белая шелковая перчатка вспыхивала, отражая свет порхающих бабочек. Он взял её за руку.

- Ты все-таки хочешь снять?

- Да.

- Тогда я сама.

Она сняла перчатку и расставила пальцы. Несколько раз втянула и выдвинула когти.

- Ну как?

- Пальцы кажутся совершенно нормальными. Это врожденный дефект?

- Конечно врожденный. Я ведь родилась двадцать минут назад, из твоего воспоминания.

Она снова выдвинула когти. Когти были похожи на кошачьи и выдвигились как у кошки. Каждый коготь сантиметра по два.

- Почему ты их не стрижешь?

- А зачем? Они ведь такие красивые. И с ними я могу взобраться по вертикальной стене, как кошка по стволу. Ты думаешь, как я сюда попала? На шестой этаж?

- Ты лезла по стене голая?

- Но ведь там выключили луну - меня никто не видел. Ты боишься за свою репутацию?

- По-моему, ты преувеличиваешь.

- Дай мне графин.

- Лучше я сам налью.

- Дай.

Он протянул ей графин; Велла сняла вторую перчатку и провела когтями по стеклу. На стекле остались царапины.

- Видишь?

- Ты могла бы резать стекла. Иди в стекольщики, тебе цены не будет.

- Я могу не только резать.

Она сжала ладонь и горлышко графина лопнуло, не выдержав давления. Настойка выплеснулась на постель и потекла вниз.

- Такое красное, - сказала Велла, - совсем как кровь. Я ведь могу сделать это не только с горлышком графина, но и с любым другим горлышком. Теперь я хочу тебя попросить об услуге...

Арнольд Августович поднялся с кровати и отошел к стене.

- Ты будешь стрелять?

Он поднял лучевик и выстрелил. Загорелась простыня и Велла потушила огонь ладонью.

- Я на тебя не сержусь, - сказала она, - но я настоятельно прошу тебя об услуге. Ты ведь не откажешь мне, правда? Конечно, ты не откажешь.

- О чем ты просишь?

- Ерунда. О чем может просить любящая женщина? Я просто хочу быть рядом с тобой. Всегда быть рядом с тобой. И если тебе придется принимать важное решение, ты вначале посоветуешься со мной. Я тебе помогу, правда, помогу.

33

В ночь затмения Кощеев имел ночное дежурство, первое на новом месте работы.

Дежурство состояло, собственно говоря, ни в чем, кроме бесполезного проведения времени. В холле госпиталя, у центрального входа, распологалась будочка вооруженной охраны с одним охранником из двух, положенных по штату. У этого охранника была книжка, в которой Кощеев старательно расписался. В холле было холодно, гуляли сквозняки и шевелили уголками старых плакатов. По плинтусам время от времени пробегали механические тараканы механические не боялись холода, а обычные, видно, давно ушли. На полу замерзла лужица. Кощеев взглянул на неё и поежился. Холода он не переносил. Здесь же, рядом, распологалась комнатка, предназначенная для ночного проведения времени.

- Ты тут не нужен, - сказал охранник, - расписался и давай. Утром распишешься снова.

Кощеев побродил по коридорам госпиталя и ненароком забрел к двери с с надписью "морг". Дверь была приоткрыта. За нею слышалось пение.

- Привет, - сказал санитар Федькин, окончив строку припева. - Ты кто будешь?

- Я новый работник. Дежурю ночью.

- Охраняешь?

- Ага.

- Ну тогда охраняй. А я песни сочиняю. Ходишь по коридорам?

- Нет, просто так хожу. Мне утром расписываться.

- В шахматы играешь?

Кощеев обрадовался. Он умел играть только в шахматы и в дурака. В дурака всегда проигрывал, зато в шахматы играл просто блистательно.