Ильдар Абдульманов - Царь Мира

Алина продолжала сжимать голову Эдика, застыв неподвижно в очень неудобной позе. Сколько прошло времени, Корниенко не знал. Ему казалось, что время замедлилось. Он с трудом обвел глазами остальных. Похоже, они были в том же состоянии — в сознании, но не способны шевельнуть даже пальцем. Чертовщина какая-то, подумал Корниенко. Прошло не менее получаса, по его мнению. Настенные часы висели над ним, и он их не видел, а наручных у него не было.

— Я останусь с ним, а вы идите, — сказала Алина, не меняя позы.

И тут главврач почувствовал, что может встать самостоятельно, что он незамедлительно и сделал. Но кроме этого, он чувствовал настоятельную необходимость немедленно покинуть реанимационную палату. Неуверенными шагами он вышел за дверь, за ним молча последовали остальные. Вышедший последним дежурный врач закрыл дверь, и вся процессия двинулась к выходу. В фойе они уселись на два дивана для посетителей. Своим поведением они весьма напоминали сомнамбул. Ночной сторож, клевавший носом в кресле у входа, поднял голову, усиленно протер глаза и в ужасе уставился на них.

— Что, помер? — сиплым голосом, полным страха, спросил он. Никто ему не ответил. Челюсть у сторожа чуть отвисла, и он сидел так в кресле, наклонившись вперед и обводя умоляющим взглядом всех сидевших на диванах. Но никто на него не смотрел.

— Утро уже, — сказал Корниенко, увидев наконец часы на стене.

— Ей нельзя там оставаться, — вяло промолвила медсестра, — и вставать ей было нельзя.

— Нельзя, — согласился Корниенко. Но никто из медиков не двинулся с места.

— Ты меня слышишь?

— Да. — Эдик с трудом разлепил веки. — Что это было?

— Я не знаю, у тебя были разрушены некоторые информационно-энергетические структуры, я их восстановила, как смогла.

— Ты умеешь их восстанавливать?

— Я сама не знаю почему, но я это… чувствую. Я уже несколько часов сижу и занимаюсь этим, и мне кажется, начинаю что-то понимать, хотя это совершенно непонятно и ново.

— Это зеркало, Алина, оно нас изменило. Я тоже смотрелся в него, потом пришел этот Серый и хотел меня уничтожить.

— Зачем? Какой серый? Ты бредишь?

— Да нет, все так и было. Алина, он может явиться сюда, он не хочет, чтобы мы выжили.

— Кто он?

— Он с другой планеты. И зеркало тоже. Он искал его. Нам нужно скрыться куда-нибудь. Ты как себя чувствуешь?

— Почти нормально, только голова… Такое ощущение, будто она затекла, как нога.

— Да-да, у меня то же самое. Мы должны быть вместе. Я теперь понял, Алина, тот милиционер — он тоже изменился…

— Какой?

— А, ты не знаешь. Когда тебя увезли в больницу, там остался милиционер… Ладно. Кто тебя ударил? Сергей?

— Нет. Он ушел, потом я сидела… у зеркала, потом появился призрак. По-моему, он вышел из зеркала. Я бросила в него пудреницей, а у него появилось лицо, белое… страшное… и он был похож на Сергея… то есть просто будто слепок его лица… гипсовый. Я теперь понимаю, что это информационно-энергетическая структура, и даже не знаю, откуда мне это известно. Это его структура, вернее, ее измененная копия, и когда она входит в основную, то происходят изменения. Так было с тобой и со мной. А с ним? Я не знаю, нашел ли его призрак…

— Неизвестно. Надо предупредить Сергея в любом случае. Если этот Серый найдет его, то убьет.

— Что теперь с нами будет, Эдик? Мы теперь не люди?

— Почему? Мы люди, только другие, у нас просто появились новые качества, мы даже сами не знаем какие. И вот что, Алина, мы должны пока все это держать в тайне. Неизвестно, что с нами сделают, если узнают. Я не хочу, чтобы меня упрятали в какую-нибудь лабораторию и изучали, как кролика.

Ты тоже не должна никому ничего говорить. Пока… пока мы сами все не изучим. Мы теперь должны быть вместе, Алина.

Всегда.

— Хорошо. Успокойся, милый. Постарайся уснуть, ты еще не восстановился.

В эту минуту дверь в реанимационную приоткрылась, и Эдик резко привстал на столе, но тут же, застонав от боли, откинулся на спину. Алина быстро выпрямилась, глядя на дверь. Та открывалась медленно, и внезапно в образовавшуюся щель заглянул тощий субъект с козлиной бородкой, одетый в больничную пижаму. Увидев Алину, он осклабился и сказал:

— Привет. Можно войти?

Не дожидаясь ответа, он вошел в палату.

— Кто вы такой? — спросила Алина. Она оглянулась на Эдика, но тот, очевидно, был без сознания.

— Я-то? — переспросил субъект, хихикая. — Я, так сказать, ваш сосед. Хотел вот познакомиться. Скучно одному лежать, я-то вроде уже выздоровел совсем, а не отпускают. Вот я и подумал — вдвоем-то веселее будет. А это ваш супруг, что ли?

— Нет.

— Вот и хорошо. А то неудобно при муже-то.

— Что неудобно?

Алина никак не могла понять, что это за тип и что ему надо. Она по-прежнему испытывала странное ощущение «отчужденности» головы от тела.

— Он-то живой? Родственник, что ли?

— Кто?

— Ну этот, на столе.

Странный субъект подошел ближе, нагнулся над Эдиком.

— Живой. Так кто он тебе-то будет?

— Знакомый, — с трудом ответила Алина.

— Ну, теперь и я буду знакомый. — Тощий тип снова ухмыльнулся, показав кривые желтые зубы и обдав Алину сильным запахом перегара. — Меня Коля зовут, я из четвертой палаты. — Он внезапно схватил ее ладонь и сжал. — Ты что-то не в себе, девка. Ну да ничего, я тебя развеселю. Хе-хе… О-па!..

Он вдруг бесцеремонно обхватил Алину за талию, притянул к себе. От отвращения она оттолкнула его что есть силы, и он отлетел к стене, едва удержавшись на ногах.

— Ах ты какая борзая! — сказал Коля, и усмешка на его роже сменилась негодующим и угрожающим выражением, не менее противным. Он начал подходить к Алине, широко расставляя ноги, чтобы сохранить равновесие. Она оперлась на стол и молча смотрела на него широко распахнутыми глазами. И в этом взгляде было нечто такое, отчего Коля внезапно остановился.

— Ну… ты… — сказал он и в страхе сглотнул слюну. Больше он не мог произнести ни слова.

Калинин и Клюкин ехали к больнице не торопясь. Обоим не хотелось говорить о том, что могло их ожидать. У Сергея в голове был полный сумбур — слишком много свалилось на него в эту кошмарную ночь. Клюкину тоже было не по себе, но все же, несмотря на фантастичность произошедших событий, они оставались как бы в поле его профессиональной деятельности. В конце концов ему платили за то, чтобы он защищал общество от всякого рода чудовищ, и, хотя одним из этих чудовищ внезапно обернулся его коллега, а другие вообще пришли из космоса, Клюкин считал, что худо-бедно удалось с честью выйти из положения. Но то, что могло быть впереди, казалось куда более сложным.

Итак, подумал Клюкин, откажемся от мысли, что все это галлюцинации, что я спятил, что все мы под коллективным гипнозом и прочее. Все это было бы, в конце концов, не худшим вариантом — не для нас самих, но для окружающих. Попробуем продумать самый худший вариант: и Эдик, и Алина хоть и остаются живы, но действительно превращаются в монстров, как сказал пришелец. И что же должен делать он, капитан милиции, в этом случае? Этот инэст посоветовал их уничтожить. Ишь какой резвый. Ни Эдик, ни Алина не совершили никаких преступлений. Более того, они стали жертвами. Никаких обвинений предъявить им нельзя. Стало быть, надо ждать, пока они проявят себя в поступках. И если эти проявления действительно окажутся преступными, только тогда придется что-то предпринимать. Правда, пришелец утверждал, что справиться с монстрами будет, возможно, не под силу людям, но Клюкин скептически отнесся к этому утверждению: уж чему-чему, а уничтожению ближних человечество научилось.