Артур Кларк - Перворожденный

— Теперь он не столь красив, как прежде, — тихо пояснил Эуменес. — И все-таки он тоже выжил, как и я. — Он поднял свою чашу с вином в насмешливом приветствии.

А затем в зале появился царь собственной персоной. Его окружала группа свирепого вида молодых людей в дорогих малиновых туниках.

Он двигался так, словно был пьян: покачивался и наверняка упал бы, если бы ему вовремя не подставил плечо идущий рядом с ним паж. Одет Александр был в ярко-розовую тунику и головной убор, состоящий из золотого обруча и пары бараньих рогов. Лицо его казалось воспоминанием о былой красоте, которую Байсеза еще застала в свой первый приезд: полные губы, мощный прямой нос, который составлял одну линию с высоким, слегка покатым лбом, черные волосы, локонами падающие на спину. Кожа его, всегда румяная, была покрыта пятнами и шрамами, тяжелый подбородок отвис, фигура заплыла жиром. Такие перемены в облике царя поразили Байсезу.

Придворные в знак почтения все как один бросились на пол. Солдаты и некоторые старшие по рангу чиновники кланялись, выделывая почтительные жесты руками. Маленький паж, который поддержал короля в нужную минуту, оказался неандертальцем. Его лицо блестело от крема, грубые волосы на голове завивались жесткими кольцами. Когда царь прошел мимо Байсезы, она почувствовала сильный запах мочи.

— Вот он, правитель мира! — прошептала ей на ухо Эмелин. Байсезе ее слова показались слишком уж выспренними.

— Таким он стал, — тоже тихо сказал Гроув.

— У Александра не было другого пути, как только заново завоевывать мир, — шепотом сказал Эуменес. — Он считает себя богом, сыном Зевса, перевоплощенного в Аммона. Именно поэтому он носит наряд Аммона и рога. Но он родился человеком и всего лишь достиг божественности с помощью своих завоеваний. После Разрыва все это было сметено и забыто. И чем тогда стал Александр? Разумеется, такого он потерпеть не мог, и поэтому начал все с начала, то есть снова начал завоевывать мир. А что еще ему оставалось делать?

Байсеза сказала:

— Однако по сравнению с тем, что было раньше, все здесь изменилось. Вы говорили, что здесь появились паровозы. Может быть, это начало новой цивилизации? Объединенной империи, управляемой Александром и его потомками, но основанной на достижениях технологии?

Гроув криво усмехнулся.

— Неужели вы не помните доброго старого Редьярда Киплинга, который когда-то говорил то же самое?

— Не думаю, что Александр разделяет ваши «технологические грезы», — сказал Эуменес. — Да и с чего бы ему их разделять? Таких, как мы, гораздо больше, чем вас. Мы в подавляющем большинстве. Так что, скорее всего, именно наши верования в конце концов сформируют этот мир.

— Если верить тому, что написано в исторических книгах, — как обычно, довольно чопорно сказала Эмелин, — то Александр умер в возрасте тридцати с небольшим лет. Конечно, мои слова вряд ли достойны христианки, но, по-моему, будет гораздо лучше, если он умрет и здесь, а не продолжит жить до бесконечности.

— Именно так думал и его сын, — сухо возразил ей Эуменес. — И именно поэтому… О, смотрите! — Он быстро оттолкнул Байсезу к стене.

Мимо них прошел отряд солдат с сариссами. В середине зала возникла какая-то суматоха. Послышались крики, постепенно перешедшие в визг.

И царь упал.

Александр лежал на полу и кричал по-гречески с сильным македонским акцентом. Придворные и стража — все от него отпрянули, словно боялись быть обвиненными в преступлении. Яркое красное пятно расплывалось на его животе. Байсеза даже подумала, что это вино.

Но потом она увидела маленького неандертальского пажа, который с безразличным видом стоял над царем и держал в своей массивной руке нож.

— Именно этого я и боялся больше всего! — прошипел Эуменес. — Наступает годовщина войны с сыном, а вы, Байсеза Датт, и ваш Глаз всех здесь переполошили. Капитан Гроув, уведите женщин отсюда, а затем вывезите их из города, причем как можно быстрее. Иначе они рискуют потерять головы в тех чистках, которые наверняка за этим последуют!

— Понял, — спокойно сказал Гроув. — Дамы, за мной!

Уже выходя из залы, Байсеза оглянулась. Она увидела, что неандертальский мальчик снова поднял свой нож и сделал шаг по направлению к царю. Он двигался очень вяло, словно выполнял обычную и скучную поденную работу. Александр ревел от страха и от гнева, но никто из гвардейцев все еще к нему не приближался. В конце концов, именно Эуменес, верный старый Эуменес, протолкался через толпу и сбил мальчика с ног.

Выйдя на улицу, они увидели, что город ярко освещен факелами. Во всех зданиях мелькали огни. Очевидно, новость о покушении распространялась среди населения очень быстро.

В бледном свете наступающего утра Байсеза, Эмелин, Гроув и Бетсон покинули город, сопровождаемые личной гвардией Эуменеса, которой было приказано неотлучно находиться при путешественниках до самого Гибралтара. Испуганному Абдикадиру тоже был отдан приказ отбыть в Америку вместе с Байсезой.

Итак, всего лишь через двенадцать часов после своего явления из Глаза Байсеза снова была в пути. У нее не было даже возможности взять с собой свой скафандр. Единственная вещь из двадцать первого века, которую она смогла прихватить с собой, был ее телефон и к нему зарядное устройство из скафандра.

К огромному удивлению Байсезы, Эмелин ее успокаивала.

— Не беспокойтесь, — говорила она. — Вот приедем в Чикаго, и я отведу вас на Мичиган-авеню. Мы прогуляемся по магазинам.

Подумать только, по магазинам!

Это путешествие приводило ее в изумление с первого шага.

Вот она оказалась в повозке, запряженной четырьмя обнаженными неандертальцами. Македонский отряд шел возле повозки пешком. Сами так называемые каменные люди оказались собственностью человека по имени Иллициус Блум, который сам себя называл консулом Чикаго в Вавилоне. Это был гнусный изворотливый тип, и Байсеза сразу же прониклась к нему отвращением.

Потом они приехали на конечную станцию железной дороги, в местечко, называемое Навозная Куча. Оно представляло собой странное нагромождение примитивных глинобитных лачуг. Из дыр на крыше этих лачуг поднимался дымок очагов. На конечной станции сходилось множество железнодорожных путей, стояли огромные ангары и возвышались такие же огромные локомотивы.

Вагон, в котором они должны были ехать, оказался грубой крытой платформой с деревянными сиденьями, и Эмелин не преминула тут же сделать несколько колких замечаний относительно того контраста, который они представляли по сравнению с пульмановскими вагонами. Но локомотив был уникальным. Он был похож на громадное животное, развалившееся на путях и извергавшее из себя клубы черного дыма. Бен Бетсон объяснил, что здешние локомотивы работают на нефти, которую доставляют сюда в огромных цистернах. Для Александра нефть из Персии была более доступным сырьем, чем каменный уголь, и Кейси Отик соответствующим образом спроектировал всю систему доставки.