Марианна Алферова - Золотая гора

Руки жмыха ухватились за край ямы, рывком распрямилось тело. Как механическая, вскинулась потемневшая голова с провалившимся носом. Клочья черных волос свисали вдоль запавших щек. Внезапно веки жмыха поднялись, белые светящиеся глаза уставились на людей.

— Папаша! — взвизгнула Дина, а Ирочка уронила фонарь.

В эту минуту Генрих ощутил, что внутри него заключена вечность. Но она не принадлежала ему, Генриху Одду перворожденному, и даже не Иванушкину, чья жизнь полностью до последней капли теперь перешла к нему. Она была как драгоценный сосуд, наполненный живой влагой, и надобно было эту влагу расплескать и напоить запекшийся рот огородов. Безмерная радость переполнила Генриха. Он запрокинул голову, глядя на недостижимые кроны, и раскинул руки, будто собирался лететь.

Но это длилось мгновение, как одно мгновение жил жмых, прежде чем рухнуть назад, в черную пропасть своего квадрата.

— Я еще очень слаб, — прошептал Генрих, удаляясь. — Огороды сильнее меня, пока сильнее.

Да, он присоединил свой разум к разуму Иванушкина. И Шустряк в нем, и Леонардо. Но ведь это только начало. Более Генрих не может вместить. Пока не может. Пройдет еще не один круг соединений, мучительных, как рождение и смерть одновременно, прежде, чем появится тот, кто сможет не только поднять, но и вдохнуть новую жизнь. А Траншея будет шириться и расти, а жмыхи — сгнивать, так и не дождавшись воскрешения. Но наступит час, когда огороды вырастят своего спасителя, он поднимется выше деревьев Сада и превзойдет огороды силой, и поднимет… не всех, ох, не всех… но только тех, последних… Скорее бы, скорее…

Генрих ускорил шаги, потом побежал, как будто сбереженная минута могла что-то значить в бесконечном пути огородов! Он уже миновал мост, но все бежал и бежал, огибая хребты помоек. Вот-вот должны были начаться огороды. И тут он почувствовал, что его преследуют. Кто-то мчался за ним в темноте, настигая.

— "Распалась в огородах связь времен!" — воскликнул Одд и, обернувшись, перехватил занесенную руку Мишани.

Нож с широким обоюдоострым лезвием упал на землю.

— Не надо так торопиться, — усмехнулся Одд. — Передай господину Бетрею, что я скоро приду к нему на мену.

Дина возвращалась с годовщины злая, как черт. Спрашивается, зачем было тащиться к этой дурацкой могиле и поднимать Папашу? Хорошо еще, что яблок в Саду набрала, когда к утру все упились в стельку яблочным пуншем. Надо теперь выгодно загнать добычу. Дина переложила тяжелую корзину в другую руку и ускорила шаг. На выгоне, где еще не было коров, стоял поносного цвета аэрокар. Чернушники! Дина повернулась и бросилась бежать. Тотчас за ее спиной раздался нарастающий топот. Она оглянулась. Парень в красных брюках и черной майке был уже близко. Дина метнулась в узенький проход меж домами, надеясь, что здесь преследователь сбавит скорость. Но проход очень быстро кончился, и Дина выскочила на пустырь, едва не столкнувшись с каким-то огородником. Что это огородник, она поняла сразу, несмотря на черный трикотажный костюм, какие сейчас были в моде у бизеров. Тут красноштанник нагнал Дину и схватил за ворот платья. Перегоревшая на солнце ткань лопнула, и платье разорвалось до самой талии. Дина развернулась и огрела преследователя корзиной по голове, во все стороны брызнули соком молодильные яблоки. В следующую секунду Дина получила удар кулаком в лицо и растянулась на земле. На минуту мир померк для нее, и, к сожалению, Дина не видела, как темноволосый парень за пару секунд обработал ударами всех четырех конечностей голову и торс чернушника. После чего преследователь растянулся на земле и не подавал признаком жизни.

Очнулась Дина в закутке между стенкой дощатой пристройки и ржавой бочкой, полной дождевой воды. Все было по-прежнему на двести седьмом огороде. Вот только у забора стоял удивительный ярко-синий аэрокар, и Дина не могла отвести от него глаз. Огородник прикладывал к ее губам мокрую тряпку и сокрушенно качал головой.

— "О милая Динуля, зачем ты так прекрасна?" — воскликнул он. — Может, чернушник в тебя влюбился?

— Что ты с ним сделал?

— "Ему всех огородов было мало, а ныне хватило двух аршин земли…" вновь ответил цитатой странный огородник.

Тут только Дина заметила, что лицо у него необычное. Вроде бы и симпатичное, красивое даже, нос прямой, густые темные волосы. Но смотришь ему в лицо и тошно становится, будто бражки черноплодной перебрал накануне. Постой-ка… Где-то она видела его, но вот где? Не вспомнить. Консерва? Номер люкс. Ладони у нее на шее, а дальше провал… Вечеринка у Ядвиги… Нет, не он. Кто-то другой, похожий… Или все-таки он? А глаза, как у Иванушкина.

— Ты что, здесь живешь? — спросила она, оглядываясь.

— Теперь да.

— Но это мой дом!

— Знаю. Ты можешь войти.

— Может, у тебя и ключ есть? — спросила она ехидно.

Огородник вынул боковую дощечку из крыльца и достал ключ. Дина ничего не сказала, лишь смотрела с изумлением, как он открывает дверь в Иванушкинскую хибару. Не дожидаясь приглашения, вошла. Мельком глянула на черный стол, ломаные стулья и отворила дверь во вторую комнатку. Туда, где прежде была мастерская.

Картина стояла на мольберте. Верченье голубого, белого золотого, и в центре вдруг возник человек, и устремился туда, где принято отыскивать начало мирозданья.

— Где ты нашел ее? — прошептала Дина. — Где…

— Это моя тайна, — ответил хозяин Иванушкинской хибары.

— И ты пойдешь на Мену? — шепотом спросила Дина.

— А куда мне еще идти? — отвечал огородник весело.

Цитаты из произведений Шекспира даны в переводе на огородный.

Имеется в виду лак для живописи, используемый как разжижитель масляных красок. (прим. автора)