Ли Брэкетт - Последние дни Шандакора

Я заставил себя приблизиться к воротам. Ничего не произошло. Часовые не окликнули меня, никто не заговорил.

Вы знаете, как нужда заставляет человека поступать против собственной воли и здравого смысла?

Я вошел в Шандакор.

За воротами оказалась квадратная площадь, открытое; пространство, способное вместить целую армию. Со всех сторон ее окружали палатки купцов с навесами из дорогих тканей, а товаров таких Марс не видал уже много веков.

Там были фрукты, вина и пряности, редкие меха и неблекнущие краски, секрет которых давно утерян, изысканные ткани и мебель из древесины вымерших деревьев. В одной из палаток торговец с дальнего юга продавал церемониальный коврик, сплетенный из блестящих длинных волос девственниц, — новый, совершенно новый!

Все купцы были людьми. Одни принадлежали к известным мне народам, о других я хотя бы слышал. Об остальных понятия не имел.

В толпе, клубившейся вокруг палаток, тоже были люди-купцы, пришедшие заключить сделки, рабы, которых вели на аукцион. Но людей было немного. А остальные…

Я стоял, вжавшись в темный угол ворот, и холод пронизывал меня с головы до ног — холод, причиной которому был не только ночной ветер.

Лордов Шандакора с золотистой кожей и серебряным гребнем на голове я теперь знал благодаря Корину. Я говорю «лордов», потому что они держали себя как лорды, гордо проходя по своему городу в окружении рабов человеческой: расы. А те люди, что не были рабами, почтительно уступали им дорогу. Они знали, какую честь им оказали, позволив войти в город.

Все женщины Шандакора были очень красивы — изящные золотистые эльфы с лучистыми глазами и острыми ушками. Но были еще и другие — какие-то стройные создания с огромными крыльями. Одни гибкие и пушистые, другие, наоборот, лысые и безобразные — они даже летали как-то неровно, зигзагами, а были и такие странные формы, об эволюции которых я и предположить ничего не мог.

Вот они — давно исчезнувшие с лица планеты народы. Древние расы, чья гордость и сила остались лишь в полузабытых легендах, в рассказах стариков марсианских захолустий. Даже я, специалист по антропологической истории, слышал об этих народах только обрывки легенд и сказаний — так на Земле помнят гигантов и сатиров.

Однако все они были здесь. Причудливые тела их были увешаны роскошными украшениями, им прислуживали обнаженные рабы-люди в кандалах из драгоценных металлов. И купцы склонялись перед этими созданиями так же низко, как перед соплеменниками Корина.

Кругом горели разноцветные огни — но не факелы, к которым я уже успел привыкнуть на Марсе: холодным светом сияли хрустальные шары. Стены окружавших торговую площадь зданий были облицованы редкими сортами мрамора, а венчавшие их башенки инкрустированы бирюзой и киноварью, янтарем, нефритом и удивительными кораллами южных морей.

Обладатели великолепных нарядов и обнаженные рабы кружились в пестром водовороте торговых рядов. Они покупали и продавали, и я видел, как раскрываются их рты, видел, как смеются женщины, однако на всей огромной площади не было слышно ни звука. Ни голоса, ни шарканья ног, ни звона доспехов. Стояла мертвая тишина, тишина покинутого города.

Я начал понимать, почему не было нужды закрывать ворота. Ни один суеверный варвар не отважится войти в город призраков.

А я… я цивилизованный человек. Я ученый. И все же, если бы не жестокая нужда в воде и провизии, я стремглав убежал бы прочь. Но бежать мне было некуда, и потому я остался, цепенея от липкого страха.

Кто они, эти безмолвные создания? Призраки? Отражения? Люди и нелюди, древние, горделивые, давно забытые существа… что означает их присутствие здесь? Может, это какая-то странная форма жизни, о которой я ничего не знаю? Способны ли они видеть меня так же ясно, как я вижу их? Есть ли у них собственная воля, собственные мысли?

В пользу их существования говорило то прозаическое занятие, которому они с таким пылом предавались. Призраки не торгуют. Они не дарят своим женщинам драгоценные ожерелья, не спорят о цене кованых доспехов.

Такое основательное занятие и мертвая тишина. Это было ужасно. Если бы я услышал хоть один живой звук…

«Город умирает, — сказал Корин. — Остались считан ные дни». А что, если их уже не осталось? Что, если го умер и я один среди каменных стен, в лабиринте незнакомых улиц и переходов, один среди всех этих огней и при зраков?

Скверная штука — ужас в чистом виде. Его-то я и испытывал.

Медленно и осторожно я начал продвигаться вдоль стены. Мне хотелось уйти подальше от оживленной площди. Вот лысое летучее создание покупает девочку-рабыню — рот девочки раскрылся в беззвучном крике. Я отчетливо видел каждый мускул на ее лице, видел, как судорожно дергается горло. И ни единого звука.

Я нашел улицу, ведущую параллельно городской стене, и двинулся вдоль нее. В освещенных окнах мелькали человеческие фигуры. Иногда кто-нибудь проходил мимо, и я прятался. По-прежнему стояла мертвая тишина. Я осторожно передвигал ноги, стараясь не шуметь. Почему-то мне пришло в голову, что если я наделаю шума, то случится что-то ужасное.

Навстречу прошла компания купцов. Я отступил назад, в проем арки, и внезапно из-за моей спины появились три увешанные блестящими побрякушками женщины из караван-сараев. Я попал в ловушку.

Мне не хотелось, чтобы ко мне прикасались эти безмолвные смеющиеся женщины, поэтому я отскочил назад, на улицу, и все купцы повернули головы в мою сторону. Я решил, что они заметили меня, и остановился. Женщины подошли ближе. Тела их были расписаны узорами, блестели красные губы, сверкали накрашенные глаза. Они прошли сквозь меня.

Я закричал — во всю силу своих легких. А женщины пошли дальше. Они заговорили с купцами, купцы рассмеялись, и все вместе двинулись куда-то вдоль по улице. Они меня не видели и не слышали. А когда я оказался у них на пути, они меня не заметили — я был для них не плотнее облака.

Я сел прямо на каменную мостовую и долго сидел, пытаясь собраться с мыслями. Мужчины и женщины проходили через меня, как будто я был бесплотной тенью. Я пытался вспомнить ощущение внезапной боли, которая могла бы послужить причиной моей смерти, — так мгновенно и незаметно убивает попавшая в спину стрела. Ибо из всего следовало, что призрак — это я.

Но вспомнить не удавалось. Мое тело было так же материально, как камни, на которых я сидел. Это были очень холодные камни, и именно холод согнал меня наконец с места. Больше не было причин прятаться, поэтому я шел по самой середине улицы и постепенно привыкал не уступать никому дороги.

Снова передо мной выросла стена — она шла под прямым углом к первой обратно в город. Я зашагал вдоль неё, и вскоре стена плавно повернула и снова вывела меня на торговую площадь — к дальнему от входа концу. Там были еще одни ворота, отделявшие торговую площадь от остального города. Древние свободно проходили внутрь, но ни один человек не приближался к воротам — только рабы. Я понял, что нахожусь в гетто — районе, отведенном для людей, прибывших в Шандакор с караванами.