Владимир Ильин - Зимой змеи спят

Скажите, Ружина, а зачем вам понадобился Букатин?

— Это долгая история, — предупредила она. — Я не уверена, что вы захотите выслушать ее…

— А почему бы и нет? Времени у меня хоть отбавляй, все равно надо дождаться этого… «безбилетника»… Вот что. Никуда он от нас не уйдет. Давайте-ка мы с вами вместе позавтракаем в ближайшем кафе, и вы мне все расскажете, а потом, если хотите, мы вернемся сюда вместе, и продолжим наше бдение… Согласны?

— Согласна, — снова улыбнулась Ружина. Улыбка у нее была чудесной.

Они стали спускаться по лестнице, но Георгий вдруг резко остановился.

— Э-э, — протянул он со смущением, — боюсь, Ружина, что наш с вами поход для подкрепления сил не состоится.

— Почему?

— Как ни стыдно мне в этом признаться, но у меня при себе нет достаточной суммы, — скромно признался Георгий. О том, что у него денег нет не только при себе, но и вообще, он решил умолчать.

— Идемте, идемте! — решительно сказала Ружина, хватая его под руку. — За завтрак буду платить я!.. И знаете что? Не сочтите это за оскорбление, — она при этом почему-то густо покраснела, — но я вам могу дать еще денег, я как раз вчера сняла со счета Ассоциации… Возьмите, возьмите! — настойчиво сказала она, протягивая своему спутнику несколько крупных купюр, и, видя, что Ставров не намерен брать деньги, изловчившись, сунула их в нагрудный карман куртки Георгия.

— Они вам наверняка еще пригодятся!.. И потом, это же не мои личные деньги, а от Конторы!..

Она была права, и Георгий не стал протестовать.

На площадке между третьим и вторым этажами Ружина вдруг остановилась.

— Знаете, Георгий, — колеблясь, сказала она, — я хотела бы кое о чем попросить вас… Мне, конечно, не очень удобно, но… понимаете, в интересах нашего общего дела это необходимо… Для вас это будет не так трудно, как для меня…

— Я вас слушаю, только постарайтесь быть более внятной, — попросил, в свою очередь, Ставров. — Я же не тот «рентгенолог» из анекдота, который заявляет, что он всех женщин насквозь видит… Да и дело у вас, насколько я понимаю, серьезное.

— Вы правы. — Она поглядела ему прямо в глаза, и в груди Ставрова что-то сжалось. Таким женщинам не на Ассоциацию работать, подумал он, а в рекламе сниматься. Или манекенщицами выступать… — Я, конечно, понимаю, что у вас есть свое задание и свой список объектов…. Но, может быть, вас не затруднит — разумеется, после выполнения основного задания — убрать еще одного человека?

Нет-нет, вы не подумайте, что вашими руками я свожу счеты со своими любовниками или пытаюсь избавиться от нелюбимого мужа… Этот человек — тоже предатель, только наши об этом еще не знают. А, между тем, информация, которую он поставляет нашим… должен был поставлять… имеет очень важное значение… Я вам дам его адрес и номер для видеосвязи. Мне кажется, что убить его для вас не составит особого труда… он никогда ничего тяжелее ручки в руках не держал…

Она говорила «убрать» и «убить» так же просто и естественно, как другие женщины произносят «любить» и «рожать». Ставров отвел свой взгляд в сторону.

— А вы уверены, что он заслуживает смерти? — пробурчал он.

Ружина смешалась, и ее заминка не ускользнула от внимания Ставрова.

— Я… я знаю, — немного невпопад ответила она. — Он мне сам… сам признался!..

Теперь понятно, почему она сама не могла бы выстрелить в того типа. В таких вещах, как работа на Ассоциацию, первой попавшей не признаются — значит, было между ними нечто такое, что заставляет даже эту фанатку-референтшу смущаться, когда она вспоминает злодея-предателя…

— Ну, хорошо, хорошо, — сказал Ставров. — Как его зовут, этого вашего трусливого злодея?

— Валерий, — сказала Ружина, комкая своими длинными изящными пальцами край сумочки. — Валерий Рувинский…

Они вышли из подъезда и направились к углу здания, чтобы выйти на параллельную улицу, где имелось небольшое и почти приличное кафе. Внезапно дверца Кабины Уединения, стоявшей метрах в двадцати пяти от подъезда, распахнулась, и оттуда вывалился коренастый человек с прической ежиком, в кожаной, порванной в нескольких местах куртке и с большим, устрашающего вида пистолетом в руке.

— Стоять! — хрипло крикнул он вслед Ставрову и Ружине. — Не двигаться!..

Женщина, отойдите от этого человека подальше в сторону!..

Ему опять не спалось. Не то старость, не то нервы, не то этот проклятый ветер, из-за которого ветки старой яблони стучали по карнизу и по крыше коттеджа… Но, скорее всего, воспоминания. Они исправно мучили его на протяжении всего минувшего года. Вот уж, поистине, никогда нельзя полагать, что знаешь самого себя. Планируя пожертвовать отцом во имя достижения высоких целей, он думал, что в подобные моменты достаточно будет вспомнить восемьдесят третий год и снова услышать голос Аси: «Милый, я еще жива» — как всё сразу придет в норму, и никакая совесть не посмеет поднять свою змеиную голову в его душе. Так оно и было. Угрызений совести не было. Но воспоминания все равно оставались, и с этим ничего нельзя было поделать…

И он вновь и вновь, ворочаясь с боку на бок и вслушиваясь в стук веток по оконному стеклу, просматривал события того вечера, словно один и тот же эпизод из фильма, который повторялся и повторялся по воле невидимого режиссера. И перед ним опять стояли какие-то нелепые детали, которые никак не могли, не должны были дать полного представления о том прошлогоднем августовском вечере, однако все же упорно лезли в голову. Например, видел он полные слез глаза отца в прощальном взгляде на него и то, как один шлепанец падает с ноги за батарею отопления, когда тело старика было переброшено его людьми через подоконник раскрытого настежь окна. Или как ворочается на полу, не в силах пошевельнуться, тот, за кем он охотился и кого сумел-таки заманить в западню столь чудовищным способом. И почему-то врезалось в память, как саднит содранный с кровью возле самого ногтя клок кожи вместе с заусенцом и как, чтобы остановить кровь, ему пришлось почти по-детски то и дело сосать свой палец…

Боже мой, каким самонадеянным идиотом он тогда был! Он вбил себе в голову, что, поймав и обездвижив Наблюдателя, он выиграл первый раунд и что теперь-то, когда у него уже имеется опыт обращения с этими сволочами, им не удастся обвести его вокруг пальца, чтобы улизнуть от него либо в безумие, либо на тот свет… Ведь он, умный и хитрый охотник на невидимок, предусмотрел на этот раз всё, что только можно, чтобы воспрепятствовать бегству захваченного агента противника…

Он глубоко ошибался. Потому что и этот Наблюдатель ушел от него, невзирая на массу предосторожностей, на огромное количество задействованных им, вооруженных до зубов людей, на всякие технические прибамбасы в виде передвижных и портативных рентгеноустановок и радиоизотопных меток и даже на бригаду экстрасенсов и свору самых лучших овчарок, способных уловить нужный запах за несколько сотен метров. Он ушел красиво, этот с виду невзрачный парень, и потом оставалось только драть волосы на голове и других местах тела, до хрипоты распекать подчиненных, лично разбить в кровь пару особо виновных физиономий и в заключение напиться до беспамятства в окружении наиболее приближенных соратников…