Владимир Ильин - Зимой змеи спят

Видимо, внутренне он уже понимал, что безнадежен… Когда ему стало совсем невмоготу, и его положили в больницу, то лечащий врач пригласил Ружину в свой кабинет и, не особенно подбирая слова, с жестокой честностью сказал: «Рак четвертой стадии… Мужайтесь, ничего уже сделать нельзя. Только наблюдать и колоть наркотики… до тех пор, пока он не привыкнет к дозе, и тогда придется делать его наркоманом до последних дней жизни». Ружине показалось, что пол уплывает из-под нее, и она упала бы в обморок, если бы ей не стыдно было показать свою слабость этому капитулянту в белом халате. «И что вы предлагаете?», спросила она, не слыша своего голоса, и врач пожал плечами: «А что тут можно предложить? Вы же не согласитесь, чтобы я ввел ему в вену яд»…

Она не помнила, как вышла из этого страшного кабинета, в голове ее билось только одно: «Не может быть, не может быть, чтобы ничего нельзя было сделать!»..

Тут ее и перехватил человек — тоже в белом халате, но, как вскоре выяснилось, к больнице никакого отношения не имеющий. Представившись уполномоченным некоей Ассоциации, неизвестный предложил Ружине… спасти своего мужа. Как? Очень просто!.. Никто не знает, как можно лечить раковые заболевания. Но это — сейчас, в нашем мире… А, как по-вашему, лет этак через пятьдесят, ученые отыщут надежный способ? Возможно?.. Что ж, вот и отправляйтесь туда, чтобы переправить нам оттуда рецепт борьбы с неизлечимым недугом, и тогда ваш муж будет спасен.

Только — услуга за услугу!.. Вы же понимаете, что мы не можем тратить безумное количество энергии только ради того, чтобы вы могли добыть в будущем нужные вам сведения и вернуться обратно. Придется поработать некоторое время, отправляя нам еще кое-какую информацию… ведь вы же привыкли работать с информацией, не так ли?.. а потом мы благополучно вернем вас обратно — так, чтобы вы своими глазами могли видеть выздоровление вашего супруга…

Ружина вдруг замолчала и уставилась на Валерия так, будто видела его впервые.

— Что? — испуганно спросил он. — Что ты так смотришь на меня?

Бывшая милиционер, а теперь — сотрудница Информария взирала на Рувинского, как живое воплощение больной совести.

— Валера, — вдруг тихо сказала она, и по позвоночнику Рувинского вновь пробежал странный холодок, — скажи, а почему ты так подумал про меня? Ты что, тоже боишься?.. Значит, и ты?..

Слов у нее явно не хватало, но Рувинский понял смысл ее вопроса. Он опустил взгляд в свою тарелку и принялся преувеличенно спокойно резать мясо. Тишина сгущалась в маленькой кухоньке почти зримо, и надо было не дать ей сделаться совсем густой, иначе она могла превратиться в стену между ними.

— А если и так, то что? — спросил, с трудом двигая губами, он. — По-твоему, я тоже предатель?

— Но почему? Ради чего ты это делаешь?

Глаза у Ружины сделались огромными и пустыми. А губы еле-еле шевелились на бескровном лице. Валерий отложил вилку и нож и откинулся на спинку стула.

— Почему? — переспросил он. — Тебе этого не понять, Ружа…

— По-твоему, я такая тупая?

— Нет-нет, дело не в тебе… Я и сам-то не до конца разбираюсь в своих мотивах…

— Ну-ну, — ледяным тоном процедила она, не отводя от него взгляда. — Какие мы сложные и загадочные!.. А ты все-таки попытайся объяснить, Валерик…

Он крякнул от досады. Ну почему, почему она вот такая упертая?!.. Ну, разве нельзя спокойно выслушать его и постараться понять? Обязательно надо сразу ненавидеть? Ему же и так трудно было признаться, но он все-таки сделал это, потому что считает, что они близки по-настоящему… он как бы тем самым выписал ей аванс своего доверия, а она!.. Что ж, пусть тогда пеняет на себя!..

— Хорошо, — решительно сказал он. — Вот ты сказала: пусть каждый честно выполняет свое дело. Тем более, такое благородное, как предупреждение своих современников о многочисленных опасностях, подстерегающих их на тернистом пути исторической эволюции… Что ж, я тоже сначала исправно отправлял в Ассоциацию донесения… так называемые «рефераты»… и участок у меня, как тебе известно, не из пустяковых: градостроение и архитектура. А в этой области — открытия, новые материалы, изменение исторического облика городов, жилищ, разные катастрофы, вызванные недальновидностью проектировщиков либо халатностью строителей… Я, как самый последний идиот, думал, что моя информация будет использована в конце двадцатого века на благо сотен тысяч, миллионов людей. Ради этого можно было закрыть глаза и на неэтичность того способа, каким мы доставали эту информацию — ведь это самое настоящее воровство, Ружина!.. Нет уж, выслушай меня до конца, — сказал он, видя, что она собирается что-то возразить ему. — Вы называете это разведкой, но ведь любая разведка — это прежде всего воровство, только мы, в отличие от обычных шпионов, воровали не у враждебных держав и даже не у конкурирующей фирмы, а у своих же потомков! У наших детей и внуков! А, если копнуть еще глубже — у самих себя!.. Мы старательно обворовывали этот мир, стремясь нахапать информацию поважнее да побыстрее и уговаривая себя тем, что якобы она призвана спасать людей и обеспечить счастье всенародного масштаба!.. А на самом деле за пределы сейфов Ассоциации эта информация не выходила. Главари Ассоциации, столь пекущиеся на словах о народном благе, использовали и используют таких, как мы с тобой, исключительно в своих собственных целях. Ты вот поставляешь им рецепт лечения рака в запущенной стадии — а они, вместо того, чтобы применить его в массовом порядке, наверняка используют в закрытых лечебницах и госпиталях для того, чтобы ставить на ноги членов нашей политической элиты… Я сообщаю им данные о новых способах скоростного и надежного возведения высотных зданий, но в городах по-прежнему лепятся, как попало, однообразные коробки, порой держащиеся на одной только точечной сварке!.. Зато моя информация применяется, должно быть, для строительства личных дач и загородных особняков, которые будут проданы бесящимся с жиру «деловым людям»!.. И ничего с этим нельзя поделать, ничего!.. Остается только в один прекрасный день разорвать этот порочный круг самым доступным тебе способом: перестать снабжать их какой бы то ни было информацией. На это трудно решиться, пойми, Ружечка, и даже не потому, что ты и такие, как ты, не имеющие представления о порочности той системы, куда нас с тобой втянули обманом и сладкими посулами, назовут такой поступок предательством… Просто потому, что ты знаешь: перестав работать на Ассоциацию, ты не только навсегда отрезаешь себя от дома, но и приносишь горе и страдания своей семье, своей жене и своим детям, которые останутся сиротами без тебя!..

Рувинский умолк и дрожащими руками налил себе в стакан воды. Только выпив его до дна, он решился взглянуть на Ружину. Она сидела, машинально катая по столу комочек хлебного мякиша. «Господи, — взмолился Валерий, — ну сделай так, чтобы она поняла меня!»…