Владимир Ильин - Зимой змеи спят

Рувинский небрежно смахнул со стола на кровать пачку книг и водрузил на освободившееся место поднос.

— Кстати, Руж, ты когда в последний раз общалась с Резидентом? — осведомился он.

— Вчера? Или позавчера?

Она продолжала обмахивать лицо кисточкой, то и дело опуская ее в пудреницу.

— Не-ет, — протянула она. — Вчера и позавчера он почему-то не отвечал. Только сегодня, перед самым твоим приходом, откликнулся… Представляешь, я так растерялась, что совсем забыла передать ему очередное донесение! Только про этого Букатина, будь он неладен, успела спросить — и все!..

— И что он сказал? — рассеянно поинтересовался Рувинский, разливая кофе из медной старинной турки в маленькие чашечки. — Да брось ты наводить красоту и садись давай к столу!..

Ружина защелкнула пудреницу и развернулась на пуфике на сто восемьдесят градусов. Комнатка была такой маленькой, что от трюмо до стола можно было свободно достать, не вставая. Все было под рукой в этой пятнадцатиметровке, расположенной на двадцать пятом этаже экспериментального небоскреба в Выхино, построенного в период строгой экономии жизненного пространства.

— Сказал — не то слово, Валерочка, — поправила Ружина Рувинского. — Это при разговоре люди говорят, а если общение происходит по радиомодему, то ты видишь слова собеседника на экране, и тогда, значит, надо говорить не «сказал», а «написал»…

— Какая разница? — отмахнулся Рувинский, и тут же напоролся на употребляемое в таких случаях его любимой возражение: «Кто-то дает, а кто-то дразнится!». — Слушай, ты такая грубая, Ружка-Стружка!.. Наверное, подследственные от тебя стонали и плакали и добровольно выкладывали правду-матку о своих гнусных преступлениях, лишь бы только не попасть к тебе вторично на допрос!..

— Да, я такая! — шутливо подхватила Ружина. — Таких интеллигентов, как ты, я пытала, вгоняя им кнопки в жопу! А всяких там убийц-маньяков и мафиозников четвертовала с помощью ножа для разрезания бумаг!.. — Она притянула его к себе за шею и звонко чмокнула в душистую щеку. — А Резидент, между прочим, сообщил, что Букатину полагается ба-ольшой такой вантуз…

— Что-что? — не понял Рувинский. — Какой еще вантуз?

— Ах, да, я и забыла, что ты не силен в жаргоне, — засмеялась Ружина, отхлебнув из чашки («Зато силен в другом», кокетливо парировал Рувинский, красноречиво скашивая взгляд на смятую постель). — Вантуз у уголовников означает «отсос»… то есть, решительный отказ.

— Слушай, а кто такой этот Букатин? И как он нашел тебя здесь?

— Ну ты что, Валерик? Ну, я же тебе в прошлый раз рассказывала!.. В наше время этот ханурик обчищал квартиры зажиточных граждан, даже асом своего рода слыл, потому что, якобы, не было замка, который он не сумел бы открыть за десять секунд… И когда однажды он все-таки попался, то допрашивать его поручили мне.

Вот тогда мы с ним и познакомились… даже ближе, чем брат с сестрой. Нет-нет, на допросах он держался нормально, не наглел, как некоторые… Бывает, попадаются личности, которые, видя, что следователь — женщина, начинают голую задницу демонстрировать в ответ на официальные предупреждения о том, что, мол, чистосердечное признание облегчает вину, и всё такое прочее… Но когда я поговорила с Букатиным по душам о том, о сем, то ужаснулась. У этого субъекта на уме были одни только деньги, представляешь?!.. Он с детства вбил себе в голову, что деньги решают всё, и даже мне, помнится, предлагал солидную сумму за то, чтобы я подправила кое-какие протоколы и тем самым скостила бы ему срок до минимума…

Ружина задумчиво захрустела печеньем.

— В общем, посадили его тогда на полную катушку, и я забыла о нем. А тут вдруг понесло меня что-то в центр Агломерации — и вдруг: ба, знакомая морда лица!..

Нос к носу столкнулись мы с ним в том супермаркете, который раньше назывался ЦУМом, а теперь Бог его знает… все время забываю его название… Да, сначала мне не по себе стало: думаю, выдаст он меня полиции в отместку за прошлое знакомство. Но он и не собирался этого делать. Разговорились мы с ним, и тут он меня ошарашил: оказывается, он тоже работает на Ассоциацию!.. Что ж, думаю, наши там — совсем спятили, раз всякое отребье в качестве «референтов» в двадцать первый век засылают?!.. Или перевоспитался он коренным образом? А он поведал мне, как его завербовали… Просто в один прекрасный день его, Четверика — это у него такая кличка была в уголовном мире — за одно место взяла Ассоциация… прямо в квартире его поджидали, куда он залез, а квартира принадлежала известному депутату, и депутат тут же присутствовал… валялся, дохлый в стельку, весь в кровище… а на ноже — его, Четверика, пальчики… И люди из Ассоциации сказали тогда Букатину: выбирай — или мы тебя в милицию сдаем, а тебе за мокруху при отягчающих «вышка» светит, или поработаешь на нас… в далеком будущем, где ты будешь полностью свободен и обеспечен, но три года тебе не будет доступа в свое родное время, так что считай это как бы тюрьмой для себя…

Четверик согласился. Но, видно, «реф» из него никудышный получился. Он же постоянно о деньгах думал, как бы побольше заработать, а здесь с его талантами особо не развернешься… И во время нашей беседы он мне говорит: ты там у своих, наверное, большим доверием пользуешься, раз на самого Резидента выход имеешь.

Передай им мои требования… И тут он выложил… Знаешь, Валер, я всяких подонков и мерзавцев на своем следовательском веку повидала, но с таким первый раз сталкиваюсь. Он потребовал, чтобы ему за информацию платили бешеные деньги, можешь себе такое представить? А иначе, мол, я пойду и вас всех заложу в полицию!..

Рувинский допил свой кофе и аккуратно поставил чашечку на поднос.

— А ты не боишься, Руж? — спросил он.

— Чего?

— Ну, хотя бы того, что вот завтра ты сообщишь этому Четверику о… о вантузе, а он действительно возьмет и заявит куда следует?

— Резидент сказал, что Ассоциация приняла кое-какие меры и ничего из затеи этого придурка не выйдет… И мне кажется, я знаю, чту он имел в виду.

Ружина скорчила таинственную мину и закинула нога на ногу. Ноги были у нее просто прелесть… Рувинский представил, как она во время допроса какого-нибудь головореза, будучи в миниюбке, сидит в такой же позе, как сейчас, и тем самым доводит допрашиваемого до полного затмения сознания, когда он может сознаться в чем угодно…

Интересно, почему она и здесь не пошла работать в полицию? Противно было работать на благо местных, спасая их от разгула преступности? Или у всех нас действительно в сознание внедрена мощная программа, которая побуждает нас держаться подальше от любых правоохранительных органов?..

— И что же? — спросил вслух Рувинский.

Потянувшись через стол так, что полы пеньюара у нее соблазнительно приподнялись, Ружина пощелкала клавишами компьютера, который был у нее включен двадцать четыре часа в сутки. На экране появилось лицо молодого мужчины. Видно было, что портрет представляет собой увеличенное во много раз изображение, как это бывает, когда человека снимают издали.