Павел Кузьменко - Система Ада

- Система Ада.

Ну что ж, так и должно быть. Наверху сведения не очень точные.

- А что со мной будет?

- Что Сам решит, то и будет.

Вот оно что. Ну, естественно. Он достаточно известный преступник, чтобы его судил сам владыка загробного мира.

- Ребят, а как его величать надо? Сатана или... э-э, шайтан?

- Можешь называть его Иван Васильевич. Совсем удивительно. Как там они, живые, ошибаются. Все, оказывается, по-другому.

Что за Иван Васильевич? О каком-то он чего-то слышал. А! Русский царь был такой - Иван Васильевич Грозный. Великий грешник, кажется, был. Неужели он и тут царем?

- Иван Васильевич Грозный?

- Ну, грозный он вообще-то, конечно, - ответил разговорчивый черт-собутыльник. - Зотов его фамилия.

Вот как, значит. Выходит, что ли, он угодил в русский ад? А если бы в грузинский, по маме, то там царем был бы сам Coco Виссарионович, а может, какой-нибудь простой Гурам Шалвович? А по папе - в ад дагестанский? Там, соответственно, какой-нибудь Шамиль? Странно.

Времени в аду было - вечность, даже у него, пятидесятилетнего вора в законе Магомеда Магомедова. В ожидании суда Зотова ему, здоровенному плечистому чернобородому кавказцу, жилось сравнительно неплохо. Хотя глаголом "жилось" вряд ли можно было определять теперешнее существование. Но как? "Мертвячилось"? Нет, ему определенно жилось. Он ел, пил, спал, отправлял естественные надобности. Магомеду отвели узкий темный гротик со скрипучей раскладушкой в качестве лежанки. Это отдаленно напоминало лагерный штрафной изолятор. Только его почти не охраняли. Убежать отсюда было невозможно. Да Магомеду и в голову такое не приходило. В этой ситуации он был богопослушным.

У Зотова же наступил приступ информационного запоя. Такое случалось реже запоя алкогольного, но случалось. Можно было долго презирать суету поднебесного мира, но скука вечного существования копилась, аккумулировалась, достигала критического уровня, и необходимо было разрядиться. У покойника Дудко такое тоже случалось. Он однажды даже распорядился притащить в пещеру телевизор, новомодное изобретение суетливого человечества. Только толку от телевизора не было никакого. Он ничего не показывал, кроме серого экрана да редких полосочек.

Куда интереснее и полезнее были свежие газеты и журналы. Читая в одиночестве все подряд или выборочно, Зотов позволял себе удивленно хмыкать, задумчиво чесать затылок и даже злорадно улыбаться, похохатывать над судьбой коммунистической власти, когда-то упекшей его в подземелье. Та власть думала, что будет вечной, а ничтожный липецкий кулак быстро превратится в лагерную пыль, отдав ей, власти, свой бесплатный труд. ан, получилось-то наоборот.

А сейчас, оказывается, у его соседей с верхнего этажа - государства под названием Россия, такое творилось! Бардак на бардаке, да еще обо всем этом открыто писалось.

Иван Васильевич ни минуты не корил себя за то, что укоротил безумные планы Дудко вместе с его жизнью. Но в чем-то Федор был прав. Можно было попробовать не ограничиваться подземным владычеством, а вмешаться в соседский бардак.

Только, конечно, действовать следует умнее, осторожнее. Не монстров из Соленой пещеры выпускать и Тульскую область захватывать - поди справься потом с этими монстрами. А как-то иначе. Эти планы и свежие газеты хорошо отвлекали его от незнакомых и пугающих, гнетущих переживаний о судьбе правнучки и праправнука.

Володя остановился на пороге его грота и вежливо кашлянул.

- Заходь, - оглянулся на него Зотов, отрываясь от газеты и чуть прикручивая фитилек керосиновой лампы. Электрического света с потолка было ему маловато. - Садись.

- Иван Васильевич, что с этим Магомедом делать-то? - Володя сел на краешек стула, который жалобно скрипнул под немалым весом гонца.

- Разберусь. Как он? Володя довольно гыгыкнул:

- Знаете, он на полном серьезе считает, что помер и попал на тот свет, в ад.

- Что ж, правильно считает.

Зотов задумался, несколько раз сжав и разжав большой волосатый кулак. Вопрос с Магомедом у него сегодня получался вторым. Разговора с Володей по первому вопросу страшился и сам Зотов.

- Ты знаешь, Володя, что они выбрались из Соленой пещеры?

- Кто? Монстры? Да, я слышал. Была тут заварушка.

- Нет, не монстры. Раньше их. Володя нервно сцепил пухлые пальцы, опустил взгляд.

- Иван Васильевич, я... Я так понял, ваш намек? Когда вы мне дали тот пистолет с обоймой. Чтобы предоставить им шанс?

- Да. И они выбрались оттуда. Этот Шмидт и Катька с дитём. По шахте лифта без веревки.

- Во дают!

- И ушли на выход.

- Как же они найдут его? Это же надо знать.

- Катька у меня стащила карту пещеры. Старую. Еще Голдов составлял.

- Ну... - Володя развел руками.

Они оба испытывали чувство восхищения любознательных экспериментаторов удивительно умной лабораторной крысой, сумевшей удрать из лаборатории, да еще прихватив с собой месячную зарплату сотрудников.

- Ты мне как-нибудь попозже в Москву съезди, - сказал Зотов. - Поищи их там, Катьку и мужика этого ее. Если выберутся отсюда и в Москву вернутся... Ну, не знаю...

- Хорошо, Иван Васильевич. Ну а с Магомедом что?

- Веди его в приемную и жди вместе с ним. Я выйду.

Это было, как решиться войти в снежную лавину, отдаться ее власти и только ждать удобного момента, чтобы выбраться. Хорошо было идти первый раз с Кротом, который точно знал, где вход, где выход из кольцевого коридора, сколько по нему идти. А теперь...

- По часовой направо? - спросил Миша совета.

- Да, давай направо, - кивнула Катя. Они зачем-то набрали в легкие побольше воздуха и шагнули в глицерин безвременья.

Шмидт шел впереди, раздвигая грудью плотный воздух. Катя держалась за ним след в след. Так казалось легче. Ребенок не кричал. Он спал, но дышал с трудом, часто открывая маленький рот. Катя с тревогой поглядывала на него. Как он перенесет это новое испытание? Миша иногда оглядывался на ребенка.

- Надо быстрее, - Катя говорила медленно, словно под наркозом.

Шмидт кивнул. Он сразу взял курс поближе к внешней стене, чтобы не пропустить выход. Но пока до него, наверное, было еще далеко.

Тревога сразу взяла обоих беглецов колючей лапой за сердце, застучала в висках. Туннель очень необычный. Что-то в нем будет необычное. Не только эти бесконечные стены, тусклые лампочки на потолке, черные кабели по стене.

Звуки тут, похоже, гасли, едва преодолев метра три. Да и зрительные волны тоже. Им казалось, что исчезающий за поворотом конец вполне проглядывается достаточно далеко. Но они чуть не споткнулись о фигуру плачущего человека.

Миша отшатнулся, чуть не сбив с ног идущую за ним Катю. Прислонясь к стене, сидела немолодая женщина. Она держала в руках выключенный квадратный фонарик и тихо плакала, наверное, уже лет сто.