Владимир Михановский - Великий посев

– Покажи, – оживился отец.

Он долго рассматривал закаленное лезвие, потрогал его пальцем, похвалил. Рукоятка из желтого металла не привлекла его внимания.

Анартай протянул руку, забрал обратно нож и небрежно сунул его за пояс.

– Нужная вещь, – похвалил Ахметхан. – Пойдешь завтра за водой, заодно и сухостоя нарубишь. Дома запасы кончаются.

Анартаю показалось, что оазис встретил его встревоженно. Ветра не было, но листья слабо шевелились, словно поворачиваясь в его сторону.

Он нарочно прошел мимо места, где они с Атагельды раскопали обломок. «А все-таки он колдун, хотя и не хочет признаваться», – подумал Анартай о своем приятеле, припомнив, как точно вышел он к нужной точке.

Мальчик не испытывал сегодня обычной робости, которая охватывала прежде, едва он ступал под сень высоких разлапистых растений. Может, потому, что видел, как они появляются из-под земли, робкие, беззащитные? Или оттого, что новенький нож торчал из поясом?

Задумавшись, он налетел на тоненький ствол, который наклонился над тропинкой, ведущей к колодцу. Сколько раз задевал его, да вот поди ж ты, не уберегся. Сгоряча решил было срубить его, но злоба, вспыхнув, тотчас погасла. Он только ударил кулаком по упругому стволу, отчего листья мелко задрожали.

Набрав в кувшин воды, он присел отдохнуть, привалился спиной к куче листьев, а сосуд с капельками влаги на боках поставил рядом.

В голове лениво шевелились мысли. Атагельды хочет стать кузнецом. Глупец, зачем дышать копотью в кузнице, если обладаешь такими чудесными способностями?! Ведь он сквозь землю видит на два аршина! Надо его уговорить, и вместе они отправятся путешествовать, вот только подрастут немного. Столько дальних и прекрасных стран на свете!

Ничего, не пропадут. Станет туго – наймутся подмастерьями к кузнецу. Но это на крайний случай. А лучше всего – искать клады. Есть же потайные места, где они хранятся – и благородное золото, и драгоценные металлы прочего рода, и удивительные каменья, каждый из которых стоит целое состояние…

Атагельды с удивлением поймал себя на мысли о том, что возвратиться он мечтает не куда-нибудь, а в оазис. Да, похоже, кишлак стал их домом.

Небо, которое поначалу было чистым, начало хмуриться – над оазисом стала собираться туча. Для Анартая не было уже ничего удивительного в том, что туча, сначала бесформенная, начала приобретать все более округлые очертания, пока ее кромка не образовала идеальную окружность.

Подсвеченная по краям солнцем, туча напоминала огромную лепешку из серой муки. «Только бы пролилась дождем, не улетела прочь, как в прошлый раз», – подумал Анартай с легким беспокойством.

Отдохнув, он поднялся, взял кувшин, показавшийся гораздо более легким, и двинулся по тропинке, выискивая глазами валежник. Но попадались только тонкие тростинки сухостоя, возиться с которыми не хотелось: наберешь полную охапку, а топить нечем.

Ему нравилось рассматривать листья, но не опавшие, а те, которые висели на растениях. Мягкие, чуткие, они, казалось, ощущают и реагируют на каждое его прикосновение. А еще Анартаю казалось, что листья в оазисе следят за каждым его шагом. Впрочем, он ни с кем не делился своими наблюдениями, даже с Атагельды: боялся, что засмеют.

Вот и теперь, там, где тропинка делала крутой поворот, он подошел к стройному растению, напоминавшему ему тополек в родном селении. Лист на уровне лица развернулся к нему – может быть, оттого, что с него слетел мотылек, трепеща на солнце прозрачными крыльями.

Анартай прижался щекой со шрамом к бархатистой поверхности, потерся о нее. Так ласкала его в детстве рука матери. Он давно уже забыл о муках, которые причиняла ему страшная язва на щеке, приобретенная в бесконечных караванных переходах.

«Надо было ослика взять, дрова на него навьючить», – подумал мальчик.

Еще одна петля тропинки – и за поворотом показалось главное растение. Атагельды уверял, что оно самое старое в оазисе, что оно выросло у бархана первым, когда вокруг ничего, кроме пустыни, не было. Но Атагельды – фантазер, известное дело… Еще он однажды сказал Анартаю: «Это растение – словно эмир среди подданных».

– Разве эмир – самый старый? – спросил Анартай.

– Нет, эмир – самый главный, – поправил его Атагельды.

Он удивился:

– Как это растение может быть главным?

Однако Атагельды, как это в последнее время частенько случалось, ушел от ответа…

Теперь, глядя на величественное растение, верхушка которого была нацелена в зенит, в сгущающуюся над оазисом тучу, Анартай невольно подумал, что оно и впрямь напоминает эмира, которого окружают приближенные.

Растение, прежде всего, было намного выше, да и потолще всех своих соседей. Но главное даже не в этом. От растения, казалось, исходила какая-то невидимая сила. Быть может, такое впечатление складывалось потому, что листья окрестных растений были слегка повернуты в его сторону, словно чуткие уши.

Вокруг стояла тишина, плотная, слежавшаяся. Анартай попробовал петь, но звуки замирали в сыром воздухе. Ему стало не по себе.

– Еще под дождь попадешь, чего доброго, – пробормотал он, глядя на облако, которое быстро наливалось чернотой.

Пристроив, чтобы не опрокинулся, кувшин, он принялся собирать валежник. Но дело продвигалось туго. Стебли попадались слишком тонкие, он успел взмокнуть, а охапка все еще была тощей, как овца на голодном выпасе у нерадивого хозяина.

Нож так ни разу и не удалось пустить в ход – пересохшие стебли ломались даже от слабого усилия. «Что же, так я его не испытаю?» – подумал он, поглаживая нагревшуюся от тела рукоятку.

Он выхватил нож, нагнувшись, подобрал лист и в воздухе разрубил его, ловко подбросив. «Острее меча… Нет, это я молодчина, рублю, словно батыр», – мелькнула мысль.

Анартай огляделся, выискивая, на чем бы еще попробовать свое приобретение. И тут в глаза ему бросилось самое старое растение. А что, если?.. Он помотал головой, отгоняя привязчивую мысль, но она прочно засела в мозгу.

Ну, а почему бы, собственно, не срубить этот старый ствол? Вон их сколько кругом, растений, – глаза разбегаются. Да и новые появляются что ни день, что ни час. Сам видел, своими глазами.

Разве убудет от оазиса? А ствол действительно старый. Небось засох внутри, валежник собирать не нужно: три-четыре полена – и вязанка готова. Он нарочно распалял себя, глядя на ствол и поигрывая ножом.

Подойдя к стволу вплотную, Анартай остановился. Преодолевая внезапную робость, завопил во все горло:

– Эй, эмир! Кровопийца! Трепещи, изгоняющий праведных, мучитель угнетенных!.. – С этими словами он размахнулся и изо всех сил ударил ножом по стволу.

Атагельды в первую минуту не понял, что произошло. Словно легкое дуновение пронеслось по двору и нежной паутинкой коснулось его лица. Он поднял голову: воздух был неподвижен, но что-то определенно изменилось.