Михаил Лезинский - Колючая Арктика

Пригласила и сразу же испугалась своей смелости: только же один раз видела! Она хотела тут же перезвонить, отменить встречу, но не знала номера телефона. Телефон ещё можно отыскать, но она фамилии Сергея тоже не знала.

И он пришёл. В новой хрустящей дублёнке — шоферам положено! — в валенках, в мохнатой заячьей шапке. Огромный, весёлый, добродушный. Достал из необъятного кармана новой дублёнки бутылку водки и водрузил на стол.

З.И. Щеглова заставила его бутылку спрятать, сказала твёрдо:

— Пить будем только чай!

Сергей усмехнулся, — женские причуды! — подмигнул другому Сергею, портрет которого в траурной рамке висел над двухспальной кроватью: "Потрепыхайся, потрепыхайся, куропаточка!"

С момента трагической гибели Сергея Щеглова прошло уже добрых пять лет. И с тех пор в её маленькой комнатке не появлялся ни один мужчина. Сергей Гаранин — первый.

— Чай так чай, — дешевле обойдётся! — пошутил Гаранин.

Когда чая было уже выпито предостаточно, когда диктор передал сводку погоды и пожелал доброй ночи, Сергей встал из-за стола и направился к двери.

— Пора. Завтра в рейс.

Это был ещё один из гаранинских приёмов. Сейчас З.И. Щеглова скажет: " Ну куда ты пойдёшь в ночь? Я постелю тебе на раскладушке!" И он останется. Остальное — дело техники!

Но Зина ничего не сказала. Протянула руку.

— Звони, Сергей.

Тогда Гаранин сделал шаг вперёд и обнял её. Зина мягко отвела горячие руки, заплакаа…

Сергей Гаранин ушёл в полярную темень и, чертыхаясь, добрался до своего общежития…"Ломается, как целка! Дура!"

Потом он пришёл ещё. Ради спортивного интереса. Всё те же неизменные чаи. И — прощальные слова:

— Ты звони, Сергей, не забывай…

" Цену себе набивает, куропатка! От Гаранина не увернёшься!"

От З.И. Щегловой он шёл к красавице-татарке Насиме Нуршиной, с которой познакомился при выдаче первой шоферской зарплаты. Насима получала деньги за мужа, который мотался со своей машиной по колымским трассам. Насима — это удобно. Тут полная ясность: ты молчишь и она молчит. Шито-крыто!

Говорят, не один он к ней похаживает. Но в этом Сергей Гаранин не находил ничего предосудительного: хороший товар на прилавках не залёживается! Только б на винт не намотать! Венерических болезней он побаивался…

А в рейс З.И.Щеглова напросилась сама. Пожаловалась, что вот уж много лет живёт в Арктике, а дальше Черского и Зелёного Мыса не бывала…

А плато — вот оно. Совсем рядом! Ещё несколько усилий и…

— Ну, поднатужься, родненькая. Ну ещё чуть=чуть…

Дрожь пробежала по кабине, как у гончей перед прыжком и «Урал», произнесся «уф-ф-сы-э», вкатился на пронизанное всеми чукотскими ветрами плато. Гаранин выключил скорость, выскочил на укатанный сотнями маши снег. Закричал во всю мощь своих лёгких — так, наверное, орали первобытные люди, встречаясь с мамонтом!

— Эге-ге-гей! Взяли, Зинуха, взяли и эту высоту! Ай да, Гаранин! Эге-гей-й! — ветер унёс его победный глас в настороженные сопки. — Мы с тобой покорили тундру, Зинуха!

Сергей Гаранин радовался, как мальчишка. Был он сейчас особенно хорош: полушубок расстегнут и из-под него выглядывает красный свитер, — зинин подарок, — очень любил этот свитер лётчик Сергей Щеглов! — уши мохнатой шапки колыхаются на ветру, — похож он сейчас на Ивана Папанина, покорившего макушку земли.

З.И. Щеглова выскочила из кабины, задохнулась от морозного ветра, поскользнулась и чуть не упала. И упала бы, если б не крепкие гаранинские руки. Сергей подхватил её, приподнял над продрогшей землёй, прижал к груди. Она уткнулась в пахнущий бензином и мазутом знакомый свитер, с наслаждением вдыхая прогорклый запах. Гаранин локтем открыл дверцу кабины, положил женщину на широкое сиденье. Выключил подсветку приборов. Губы нашли губы.

— Милая ты моя. Родненькая, — Гаранин шептал те слова, которые он говорил машине и которые так хотела услышать Зина.

Рука Гаранина нащупала шлейф ватных брюк…Зина не сопротивлялась. Он осторожно снял с неё валенки…Добрался до разгоряченного тела…

Маленькая, незаметная в полярной ночи слезинка выкатились из женских глаз: она молча просила прощения у Сергея. У того Сергея Щеглова, что остался в одинокой квартире в Черском. Фотографией на стене в чёрной траурной рамке.

Свадьбы не было. Просто после рейса Сергей Гаранин перенёс свой чемодан из общежития в маленькую зинину комнатушку.

— Не выгонишь?

Зина прижалась к нему. Сказала серьёзно:

— Я люблю тебя, Серёжа. Я тебя очень люблю…

Редакционную летучку Иван Иванович Перевеслов всегда проводил в своем кабинете, хотя эта квадратная комната ничем не отличалась от других. Здесь, среди знакомых и давно не замечаемых картин "Полярное сияние", «Тундра» и других северных пейзажей, принадлежавших кисти местного художника, среди мягкой с зеленой обивкой мебели, успокаивающей глаз цветом весны, редактор чувствовал себя уверенней..

— Все собрались?

— Все, кроме тех, кто не пришел.

Редактор не отреагировал на шутку, а это считалось плохим признаком. Это считалось, что редактор хоть и проснулся, но встал на левую ногу.

— Начнем. Вот я и говорю…

Редактор еще ничего не сказал, редактор еще только прицелился к разговору, но это его "вот я и говорю!" не предвещало ничего хорошего. И верно, начал он с разноса.

— Что это за газета!? — он двумя пальцами, как кутенка, приподнял газетный лист над столом.

— "Колымская правда", — подсказали ему.

— Да? — зыркнул на говорившего редактор. — "Колымская"?.. Действительно, на ней так и написамо. Но, если б я не прочитал название, подумал бы: это развлекательная газета выпущена на крымском курорте. В ней есть все: стихи и…

Редактор неделю отсутствовал, и несколько номеров, что успели выйти в его отсутствии, подписывал его зам — Анатолий Александрович Гринес. Толь Толич! Но не в этом дело. Редактор считал, что в его отсутствие — "учишь их учишь!" — газета ни разу не выходила полноценной. Такой, какой и положено быть рабочей и боевой газете!

— Стихи-стишочки…

— Не просто стихи, Иван Иваныч, — тотчас поймал камешек, пущенный в огород отдела культуры Дима Стручков, — не просто стихи, а стихотворный семейный дуэт. В этом номере, который вы изволили поднять над столом за уши, мы знакомим читателей с бортрадистом Валентином Медведевым и его дочерью Леной, выпускницей Черской средней школы… Преемственность поколений — вот как это называется, Иван Иваныч. Послушайте, как пишет отец…

Стручков встал, отодвинул ногу — так, по его мнению читал стихи непревзойденный Качалов! — сделал соответствующее выражение лица.

Слышу я, как на рассвете шепчутся скалы с волной.