Михаил Сухоросов - Дикий гусь

Проведя по плечу ладонью, я сморщился. Такое ощущение, что располосовано все. Кровища так и хлещет. Кое-как мне удалось отодрать рукав от моего многострадального тельника и правой рукой, помогая себе зубами, затянуть жгут. Из остатков рукава я соорудил подобие повязки. Хреново, но сойдет покуда. Так, теперь ствол. Все патроны я без остатка высадил, а остальные?..Ага, в кармане были, в левом. Я неловко, правой рукой, полез в карман. М-мать твою! Где-то я располосовал его, от содержимого, естественно, почти ничего и не осталось. Так…Раз, два, три…На все-про все четыре воробушка. Снова храп, я резко обернулся. Ничего страшного, просто мой конь еще жив. Боюсь, это ненадолго…Ладно, он меня вынес, так что ж я на него — пули пожалею?

Я снарядил магазин, дослал патрон и аккуратно выпустил пулю в ухо бьющемуся на земле коню. Осталось, значит, три…Остальные в такой темени собрать — и думать нечего. надо идти. Только вот куда?..

Неизвестно зачем я вернулся к трупу вожака — и остолбенел. Зарницы на севере полыхали неровно и тускло, но часто, и света вполне хватило, чтобы разглядеть — не волк это. Запрокинув к нависшим еловым лапам узкое бледное лицо, там, где должен был лежать убитый волк, лежал человек. Лица как следуешь не рассмотреть, две пули 9мм. спец., не шутка…Одет как нормальный имперский воин — кожаный камзол с претензией на изящество, на боку, на широком поясе — легкий, почти бутафорский меч. А на груди — овальная пластинка, явно золотая, на массивной цепи. На пластине — чеканка, мчащийся во весь опор волк, а по краям вправлены…Сначала я не поверил своим ощущениям — что-то наподобие чародейских Камней, только разнесенных непонятной Силой и ей же заряженных, переделанных.

Я протянул было руку — снять амулет и рассмотреть поближе, — но тут же отдернул ее. Нет, как хотите, я ни за какие пряники к этой штуковине прикасаться не хочу. Шибает от нее почище чем от чужого Камня. И вообще, нехорошая это вещь. Пусть лежит себе. Я распрямился, вытер ладонью мокрое лицо, повернулся и двинулся дальше на юго-восток.

Здешних мест я не знаю, но похоже, занесло меня в самую чащу. Правой рукой приходится поддерживать левую, так что все ветки по роже хлещут. И штормит, словно водки натощак напился. Хельг убит…А целились-то в меня, стрела мне предназначена была. Это я там должен был остаться, с той разницей, что Хельг бы не смылся, а там же голову сложил бы. Но я ж его предупредил! Я крикнул! Да, но я-то жив, а он…А может, не надо нам было на одной прямой держаться? Если б я взял чуть вправо или влево, не было б этого…Если, если…Все равно между любыми двумя точками проходит прямая, а стрела летит по прямой.

Бред какой-то. Может, кстати, и бред — башка болит, перед глазами колышутся серые полосы. Серые. Серое, значит, Братство…Им-то я зачем нужен? Всем почему-то нужен, и не подобру. Да что ж я в самом деле — проклятый? Сколько ж это народу за мной гоняется, интересно? Прямо как в детской сказочке — попадает юный румяный колобок из печки, да прямо в дремучий лес, а там зверья всякого навалом, и каждый сожрать норовит. Колобок-колобок, я от бабушки ушел, я от дедушки ушел, и от Ордена ушел, и от варваров…А поглядеть — так у колобка-то ручонки в кровище по локоть. Сколько ж народу я перебить успел? А если считать не только врагов, но и своих — сколько их из-за меня погибло — и в Гнезде, и там, у Драконов? И Хельг. Он тоже из-за меня погиб, стрела-то мне предназначалась. А сейчас — куда вот я иду? К инструкторам? Меня ж там наверняка ждут. Орденцы или институтские. Ну, о двоих я позабочусь. А последнюю пулю — себе. А может, не ждать? Все равно, если я выйду из леса, попадусь орденским, а если не выйду…С голоду, наверно, подохну — охотник из меня паршивый. А уж до Столицы мне и подавно не добраться.

Я сполз спиной по мокрому шершавому стволу и как завороженный уставился в непроницаемый зрачок ствола. Одно короткое движение пальца — и все, все проблемы решены, не надо больше спасаться, прятаться, убегать…Я на некоторое время прижался лбом к холодному металлу, потом медленно и тщательно спрятал пистолет обратно под тельняшку, поднялся, скрипя зубами. Не дождетесь! Все эти твари только того и ждут, чтоб я пулю в лоб себе пустил. А у меня еще на этом свете кое-какие несделанные дела остались. Дэн. Это он меня втравил во все это, это он преследует меня. Я его отыщу и всажу ему все три пули в его сволочную башку. Но сначала он мне все расскажет. Я заставлю его рассказать. Я с ним сквитаюсь — и за себя, и за Хельга, и за всех остальных…

Я прислушался к Юрду, определяя направление. Даже своему Камню не знаю, можно ли верить — Серого-то он не засек…Словно в ответ на мои мысли, пришла информация от него: "Серые всегда прячут Силу". Утешительно. Все что-то прячут. И Хельгу, оказывается, было, что скрвыать. Названный брат…Клятва Хлеба, Крови, Вина и Огня…А теперь выясняется, что его ко мне приставили, заставили следить за мной…Нет, не хочу я сейчас об этом думать. Надо идти. Идти в Столицу. Там меня ждут Роджер и Гельда. А что если она тоже кем-нибудь ко мне приставлена? Тем же Серым Братством, например…Нет, не может быть этого! Не должно. Это надо было рассчитать, что я решу уйти от Даэла, вздумаю ее с собой прихватить, уцелею в драке с Монахами…Кстати, Серые Братья управляют нежитью, так что Монахи вполне могли быть частью сценария…Нет, не могло быть такого! Уж в Гельде-то я уверен. А вот сейчас пойдет она в Столицу с Роджером, а там орденцев куча, а пойти она точно пойдет, я ее знаю. И сцапают ее там почти наверняка. И останусь я вообще один в этом мире. Один против мира. Ну и ладно, раз весь мир против меня — тем хуже для него. Меченосец против всех…

Потом на меня вообще нашло что-то вроде истерики, навалилась дикая жалость к себе. Этого момента я почти не помню, я шел, говорил сам с собой и с воображаемыми собеседниками, ругался во весь голос. Кажется, при этом даже плакал — не знаю, физиономия все равно была мокрой от дождя. Меня хватало только на то, чтобы удерживать направление, я не чувствовал уже ни боли, ни усталости — шел, как заведенный, как автомат, спотыкался, скользил на мокрых корнях и раскисшей глине, падал, поднимался, и снова шел…

Не знаю, то ли инстинкт сработал, то ли что еще, но в какой-то момент все ощущения как-то разом вернулись, и я обнаружил, что уже порядком рассвело и иду я между наезженными колеями, чавкая мутно-желтой водой, скопившейся в многочисленных следах копыт. А еще я обнаружил, что зверски устал и дальше идти не в состоянии. Да, попадись там, в лесу, на моем пути оборотень, лешак, орденец — да просто любой молодец с большой дороги — и быть бы мне легкой добычей. И плечо при свете выглядит достаточно скверно. Ладно, не могу же я бесконечно топать…