А. Азимов - Роботы утренней зари

— Возможно, она не полностью отдалилась от вас, если не бросила роботехнику.

— Она лучше всего знала роботехнику и больше всего интересовалась ею. Это никак не связано со мной. Я знаю, потому что вначале тоже так думал и делал попытки к примирению, но они были отвергнуты.

— Значит, с ней вы допустили промах?

— Конечно, промахнулся. Это пример ошибочного решения — взять ребенка. Испытываешь необъяснимое побуждение, атавистическое желание, оно внушает ребенку сильнейшую любовь, а затем тебя самого ставит перед неизбежностью отказа, когда этот самый ребенок предлагает себя, и этот отказ эмоционально ранит девочку на всю жизнь. И вдобавок еще испытываешь не поддающееся описанию сожаление от ее отсутствия. Мы оба напрасно пострадали, и это целиком моя вина. Я никогда не ощущал такого ни до того, ни после.

Фастольф впал в задумчивость, и Бейли мягко спросил:

— Какую связь имеет это с Глэдией?

Фастольф вздрогнул:

— Ах, я и забыл. Так вот, все очень просто. То, что я сказал насчет Глэдии — правда. Мне она нравилась, я симпатизировал ей, восхищался ее талантом. Вдобавок она похожа на Василию. Я заметил это сходство, когда впервые увидел по гиперволне сообщение о ее прибытии с Солярии.

Он вздохнул:

— Когда я понял, что она, как и Василия, испытала эмоциональные потрясения от секса, это было больше, чем я мог вынести. Я устроил ей поблизости жилище, как вы знаете, стал ее другом и делал, что мог, для облегчения ее адаптации к чуждому миру.

— Значит, она для вас в какой-то мере — замена дочери?

— Да, пожалуй. Вы не представляете, как я рад, что ей не пришло в голову предлагать мне себя. Оттолкнуть ее — это пережить то же самое, что с Василией, а принять еще хуже, поскольку я чувствовал бы, что сделал то, чего не сделал для родной дочери, что сделал ее, хоть и похожую на мою дочь, чужой. Теперь вы понимаете, почему я заколебался было вначале ответить вам. Ваш вопрос сразу напомнил мне трагедию моей жизни.

— А вторая ваша дочь?

— Ламин? — равнодушно сказал Фастольф. — Я никогда не контактировал с ней, хотя время от времени о ней слышу.

— Как я понял, она на политической работе?

— Да, у глобалистов.

— Что это такое?

— Глобалисты? Они заботятся только об Авроре, только о нашем шарике Аврорцы должны быть лидерами в заселении Галактики. Всем другим надо преграждать путь туда, особенно землянам. Они называют это «просвещенным эгоизмом».

— Вы, конечно, не согласны с нами?

— Конечно, нет. Я возглавляю партию гуманистов, которые считают, что все человеческие существа имеют право на участие в освоении Галактики. Когда я упоминал о своих врагах, я имел в виду глобалистов.

— Значит, Ламин — ваш враг.

— И Василия тоже. Она член Роботехнического Института Авроры (РИА), основанного несколько лет назад, и работающие там роботехники смотрят на меня как на демона, которого надо уничтожить любой ценой. Но мои бывшие жены, насколько мне известно, все вне политики, и, возможно, даже гуманисты.

Он криво усмехнулся:

— Ну, мистер Бейли, вы задали все вопросы, какие хотели?

Руки Бейли бесцельно пошарили по бокам свободных аврорских брюк в поисках карманов, но не нашли их. Пришлось в качестве компромисса сложить руки на груди.

— Да, доктор Фастольф. Но я вовсе не уверен, что вы ответите на первый вопрос. Мне кажется, вы все время обходите его. Зачем вы отдали Джандера Глэдии? Давайте в открытую, чтобы увидеть свет во тьме.

Фастольф снова покраснел, на этот раз, быть может, от гнева, но голос его звучал по-прежнему мягко:

— Не выводите меня из себя, мистер Бейли. Я вам ответил. Мне было жаль Глэдию, и я подумал, что Джандер составит ей компанию. С вами я говорил более откровенно, чем с кем-либо другим, во-первых, из-за своего положения, а во-вторых, потому, что вы не аврорец, и в ответ прошу соответствующего уважения.

Бейли прикусил губу. Он не на Земле, у него нет здесь официальной власти, а на карту поставлено больше, чем его профессиональная гордость.

— Извините, доктор Фастольф, если я задел ваши чувства. Я не имел намерения обвинить вас в неискренности или нежелании помочь. Тем не менее, я не могу действовать, не зная всей правды. Позвольте мне предположить ваш возможный ответ, каким я его вижу, и вы скажете, прав я частично или полностью не прав. Не могло быть так, что вы дали Джандера Глэдии, чтобы он служил для удовлетворения ее сексуальной потребности, и она, таким образом, не имела бы случая предлагать себя вам? Может быть, это не было сознательной причиной, но подумайте об этом сейчас. Возможно ли, чтобы такая мысль содействовала подарку?

Фастольф как бы застыл. Только рука его схватила легкое прозрачное украшение, лежавшее на обеденном столе, и вертела его. Наконец он сказал:

— Так могло быть, мистер Бейли. Верно, что после того, как я одолжил ей Джандера — это не было настоящим подарком — я меньше опасался, что она предложит мне себя.

— Вам известно, что Глэдия пользовалась Джандером в сексуальных целях?

— А вы спрашивали ее об этом?

— Это не имеет отношения к моему вопросу. Вы знали? Были ли вы свидетелем каких-либо сексуальных действий между ними? Кто-нибудь из ваших роботов информировал вас о таком? Сама она говорила вам?

— На все эти вопросы я отвечу — нет. Я перестал думать об этом, потому что в этом нет ничего необычного. Правда, обыкновенные роботы не очень приспособлены для секса, но люди в этом отношении чрезвычайно изобретательны. Что же касается Джандера, то он настолько человекоподобен, насколько мы смогли этого достичь…

— Так что он мог бы быть партнером в сексе?

— Нет, это не приходило мне в голову. Была абстрактная задача сконструировать полностью человекоподобного робота, и мы с покойным доктором Сартоном выполнили ее.

— Но ведь такие роботы подходят для секса, не так ли?

— Я полагал — когда позволил себе подумать об этом — что да. Допускаю, что такая тайная даже для меня самого мысль была у меня с самого начала — что Глэдия прекрасно может пользоваться Джандером в этом отношении. Если это так, я надеюсь, что она получала удовольствие, и считал бы, что сделал для нее доброе дело.

— Не могло ли это дело быть более добрым, чем вы предполагали?

— В каком смысле?

— Что вы скажете, если я сообщу вам, что Джандер и Глэдия были мужем и женой?

Рука Фастольфа, державшая украшение, конвульсивно сжалась, а затем выпустила вещь.

— Что? Это же смешно. Это по закону невозможно. Детей быть не может, значит, немыслимо и просить на них разрешение, а без, такой просьбы не может быть брака.

— Дело не в законности, доктор Фастольф. Глэдия солярианка, и у нее не аврорская точка зрения. Дело в эмоциях. Глэдия сама мне сказала, что считала Джандера мужем. Я думаю, что она считает себя его вдовой, и у нее новая травма, на сексуальной почве, и притом очень тяжелая, может, вы знаете, как на нее можно подействовать…