Лайт Дэйтон - Муравейник

— Ты что?

— Ничего, так…

Девушка почувствовала какую-то недоговоренность, но настаивать не стала: незачем Редару сейчас волноваться и спорить. Она перевела разговор на другое.

— Тебя мама как называла в детстве?

— Реди, совсем маленьким когда был — Редиком. А тебя?

Ная почему-то покраснела.

— Малей… Я совсем маленькой родилась, вот и прозвали так. Меня даже поначалу… — Ная вдруг резко замолчала, удивленно прислушиваясь к себе. Она чуть было не рассказала Редару самую страшную свою тайну. Мама рассказала об этом, только когда дочь стала Управительницей. У смертоносцев был очень жесткий отбор детей — уродливых и слабых убивали сразу же после родов, чтобы не портить породу. Восьмилапые предпочитали, чтобы им служили большие, мускулистые мужчины и высокие, плотные женщины. Ная тоже чуть было не попала в отсев, ее жизнь спасло поистине чудо.

— Не хочешь говорить?

— Потом, Редар, хорошо? Сейчас не хочу вспоминать? Скажи лучше: а как тебя ласково называют девушки?

Опять! Редар вздрогнул. Второй раз по самому больному месту. Да что же такое!

— Как и мама. Реди.

— И много их?

— Кого?

— Таких девушек?

— Одна есть.

С чисто женской прямотой, чувствуя, как под ее ногами разверзается бездонная пропасть, Ная спросила:

— И ты ее любишь?

Редар долго не отвечал. Молодой Управительнице показалось даже, что он заснул. Но вдруг тихо-тихо пустынник прошептал:

— Мне без нее очень плохо, Ная, правда. И я очень боюсь за нее. Как бы чего не случилось. Она совсем одна там осталась.

Ная сглотнула набежавший комок, спросила почти спокойно:

— И как ее зовут?

— Кира…

Нет, она не выбежала из подземелья, крикнув на прощание что-нибудь обидное. Даже не отвернулась, чтобы скрыть душившие ее слезы. Просто ее руки, такие добрые и ласковые, вдруг неожиданно перестали быть приятно прохладными, а сделались невыносимо холодными, просто ледяными. И голос изменился. Сделался чужой, далекий, будто с другого конца длинного пещерного коридора.

— Она тоже из пустыни?

— Нет, она из… — Редар осекся. А что, если весь разговор ради этого и затеян?

Как зовут? — Кира. — Откуда? — Из пещер. — А где пещеры? — В скалах. — А где скалы? — Ну, и так далее… И прислушивается прямо сейчас к его разуму какой-нибудь смертоносец, ожидая, когда же он вспомнит пещерный город, его расположение, секретные входы и выходы…

— Извини, Ная, что-то у меня голова совсем не соображает, давай не будем пока разговаривать, ладно?

— Как хочешь.

Обидчивая покорность девушки вконец расстроила Редара, он почти уже решил перед ней извиниться, но тут голова у него и вправду разболелась не на шутку. Он обхватил виски руками, застонал и потерял сознание.

Очнувшись, он не мог сразу сказать, сколько времени прошло. Вроде бы, ничего не изменилось — то же подземелье, те же мерзкие стены, гнилостный запах мокриц, единственное светлое пятно — лицо склонившейся над ним Наи. Глаза у нее все так же влажно блестели. Редар неожиданно понял, что раньше не обращал внимания на их цвет. Столько раз смотрел в ее лицо, а цвет глаз так и разглядел! Они были голубыми, как утреннее небо над Солончаком. Захотелось вот прямо сейчас подняться на гребень бархана, обнять руками и всей душой эту бесконечную синеву и раствориться в ней.

«А у Киры глаза темные, — опять совсем некстати подумал он. — И глубокие, как Бездонный колодец. Смотришь в них, и кажется, что проваливаешься глубоко-глубоко. И нет никакого желания всплывать на поверхность».

— Я… Сколько я…

— Долго. Утро скоро.

— И ты все это время здесь сидела?

— Ну, да. Что же, мне надо было тебя таким бросить?

— Нет, наверное. Не знаю… Ты же не выспалась из-за меня?

— Ничего. Успею еще.

— А почему ты опять плакала?

— Тяжело тут одной сидеть…

— Бедная… Спасибо тебе.

Ная даже перестала дышать, опасаясь пропустить хоть слово.

— Правда, спасибо. Мне… мне легче становится, когда кто-то рядом. А под твоими руками голова совсем не болит.

За эти слова девушка была готова ему многое простить. Даже подружку из песков. Мир был восстановлен. И еще долго звучали в темноте подземелья тихие голоса. Наконец Редар попытался отправить Наю спать:

— Да у тебя глаза слипаются! Еле сидишь. Пойди, поспи хоть немного.

Конечно, Ная вмиг обиделась: она могла бы с ним хоть всю жизнь так просидеть, а он… Глаза ее с предательскими слезинками засверкали. Ах, так, мол, ты меня выгоняешь! Я тебе уже надоела! Редару стоило больших усилий объяснить, что он имел в виду.

— Ная! Я бы очень хотел, чтобы ты осталась со мной! Честное слово! Но ты совсем вымоталась…

Молодая Управительница вдруг наклонилась и поцеловала Редара в губы. Прямо как вчера. Удивленный и немного сбитый с толку, он не нашел, чем ответить. Ная воспользовалась молчанием, поднялась и пошла к двери. Уже на пороге ее остановил тихий голос Редара:

— Ты приходи еще, Маля, ладно?..

Ная солнечно улыбнулась, выскользнула за дверь, вымолвив еле слышно:

— Конечно…

Еще долго юноше слышалось это тихое слово, пока сон не сморил его окончательно.

Во сне он мчался по пустыне, проваливаясь с каждым шагом в песок по щиколотку. Навстречу ему, раскинув руки, летела легкая, как паутинка, Кира. Почему-то они все никак не могли встретиться: хотя и бежали изо всех сил, но расстояние между ними не уменьшалось…

Посыльный из Мераса прилетел в Акмол сразу после полудня. Выглядел он ужасно — правая средняя нога наполовину откушена, шерсть слиплась от крови. Паук неуклюже сполз с шара, заковылял по плитам внутреннего двора к дому Смертоносца-Повелителя.

Люди смотрели на него во все глаза, шептались:

— Неладно дело в Мерасе-то.

— Ну, раз есть, кому прилететь, значит — выстоял. Иначе б некому было. Помнишь, из Валега — три восхода гонцов ждали, так никто и не явился.

Слуги повлекли прибывший шар в свой барак (иногда его называли древним словом «ангар», смысл которого никто точно не знал), чтобы накормить порифид, стравить летучий газ, подлатать, если надо.

Мастер полетов Калем лично осмотрел его, поворчал:

— Надо же, до чего бедняг довели! Он, что, у них там все время летал, не садился совсем? Кто ж так делает! Несчастные могут не выдержать!

Молодой подмастерье Живаль спросил:

— Вы о ком, Учитель?

— Да о порифидах! Совсем загоняли.

Живаль удивленно пожал плечами, но смолчал. Весь город думает о том, дурные или радостные вести привез посланец, а мастера полетов, оказывается, волнует только состояние этих безмозглых созданий. Ну, дает!

Между тем, по Акмолу уже пошли гулять слухи, один невероятнее другого:

— Из Мераса-то, слыхали, гонец прилетел! Да-да, из пауков. Муравьи его всего погрызли — не одного живого места нет. Еле вырвался из их лап. В самом-то поселении никого не осталось.