Сергей Гомонов - Плата за души (Книга 2)

- Если ты сейчас не вспомнишь, куда ушли твои, я сниму эту повязку... - тихо произнес он.

Боевик увидел его глаза. Кто знает, что творилось у него внутри в тот момент, но вопить и браниться он прекратил. Кажется, он понял, что будет с ним, если этот черный человек сейчас развяжет косынку и откроет лицо. Кажется, своим замутненным болью разумом он догадался, кто этот черный человек. Стиснув зубы, он пробормотал:

- Выше, в горы. По тропе... Там двор Улугбека...

- Сколько русских?

- Четверо. Может, больше, не знаю... Четверо было...

- Оружия много?

- На вас хватит...

- Задушить его к едреной матери! - не выдержав, проревел Самурай. - Чурка сраная!

Горец покосился на него. Волей-неволей, а слыша такие слова, он чувствовал оскорбленным и себя. Ничего не мог с этим поделать... Влад не обратил на его рев никакого внимания.

- Если ты соврал хоть одно слово, мы вернемся, - сказал он.

Юрка развернул и нехотя свернул свою удавку.

- Считай, что тебе повезло, вонючий шакал! - поставив тяжелый ботинок на забинтованное колено боевика, произнес он и сделал ногой движение, словно давил какое-то насекомое.

Раненый не выдержал и заорал. Из-под косынки сверкнули холодные голубые глаза... Самурай постарался затеряться за спинами Горца и Лешего.

- Тебе же потом пулю в спину пустит... - услышал Хусейн его ворчание у себя за плечом.

Они шли по свежим следам. Заметок было много: то поломанная ветка, то кровь. Уходили пешком (на машине тут и не проедешь). Значит, где-то совсем рядом... Совсем...

И вот они вышли к большому имению, которое, казалось, затерялось в горах.

- Вульф, - вдруг произнес доселе молчавший Афганец. Послушай, а какого черта мы вмешиваемся? Это их разборки... Мы же никогда не лезли в это дерьмо...

Влад ничего не сказал. Рассвело, и действовать нужно было быстро.

Коротко обсудив план действий, "оборотники" рассыпались во все стороны. Казалось - в полном беспорядке.

Хозяин, принимавший у себя неожиданных ночных гостей, только что разошедшихся по отведенным для них комнатам, наконец-то мог лечь. Жене его это счастье не грозило: поди накорми такую ораву! Для этого надо встать в четыре и больше уже не сомкнуть глаз до наступления темноты. Она молча и безропотно возилась на кухне, и старшая падчерица, семнадцатилетняя Сацита, помогала ей управляться по дому. Остальные дети, как и мужчины, спали.

Женщина загнала под ноготь занозу и только присела на табурет, чтобы вытащить ее, как вдруг откуда-то из леса до нее донесся протяжный волчий вой. Сацита вскинула светловолосую, обмотанную тонкой косынкой, голову и с тревогой переглянулась с мачехой. Волк затих.

Едва хозяйка взялась за казан и зажгла огонь на плите, во дворе началась стрельба. Гости, кто одеваясь на ходу (кто-то и вообще не раздевался), кто-то - как был, хватая оружие, повалили отбиваться.

Женщины, пригнувшись, чтобы не получить пулю, прилетевшую через окна, бросились в задние комнаты - к детям.

Дальнейшая неразбериха длилась еще минуты три. Бросив Саците отцовский обрез, мачеха выволокла из-под кровати пасынка громадную плетеную клетчатую сумку и выхватила оттуда автомат. Мальчишки тоже вооружались, но хозяйка крикнула им, чтобы сидели и не лезли.

В доме уже хозяйничали чужие люди с замаскированными лицами. Женщина выстрелила в одного, он отлетел, выматерился (бронежилет - поняла она, но только поздно) и швырнул в нее нож. Лезвие вошло под ключицу и острие выскочило со спины. Глухо застонав и выронив автомат, женщина повалилась на ковер в коридоре...

Ступая через разбросанные по дому тела, наемники заглядывали в каждый угол. Афганец ругнулся на глупо подставившегося под очередь Санчо-Панчо и пощупал горло раненной женщины. Она была без сознания, но умирать пока не собиралась.

На втором этаже, в глубине, снова поднялась стрельба. Неужели не все боевики сложили голову?

- Едрит твою мать!!! - рычал сверху Самурай. - Шакалята достали!!!

Мальчишки дрались свирепо, но были захвачены запрыгнувшими в окно Лешим и Бабаем. В них даже не пришлось стрелять. Девчонки сбились в кучу и голосили. Сациты в комнате не было. О ее существовании наемники пока не догадывались.

Злобствующий Самурай едва не затоптал двухлетнего сына хозяина, который по неразумению выполз из кровати и отправился разыскивать веселящихся отца и его друзей. Папа стреляет - и это интересно! Влад успел выхватить пацаненка из-под ботинок ревущего, как разъяренный слон, Юрки.

- На улицу их! - перехватывая ребенка под мышку, крикнул Оборотень Хусейну.

Ребята подняли воющих от ужаса детей на ноги и потащили во двор. И тут-то из-за веранды пристройки выбежала Сацита с отцовским обрезом. Афганец в прыжке вышиб у нее ружье, но курок был нажат. Вместо Влада пуля угодила в человека, выскочившего из хлева. Девчонка яростно завизжала и бросилась было на Володьку, но тот пнул ее в живот, и, задохнувшись, она скатилась на землю. Из дома показался Леший:

- Все, там все чисто. Никого не осталось...

Выскочивший из хлева мало походил на человека: на нем были какие-то невообразимые лохмотья, свалявшиеся волосы и борода делали его похожими на безумного дикаря. Пробитый выстрелом, он рухнул посреди двора.

Влад бросил младенца в руки его сестрам, окружившим Сациту, которая беспомощно хватала воздух горящим ртом, и кинулся к раненому. Скиф открыл сарай и стал выводить оттуда связанных федералов.

Ромальцев содрал с лица повязку и наклонился к подстреленному. Кровь толчками выплескивалась из огромной раны в правом боку. Он был не жилец и находился на последнем издыхании, но что-то заставляло его корячиться и пытаться привстать, цепляясь кровавыми пальцами за воротник Владовской куртки. На губах его запузырилась черная кровь, когда он попытался что-то сказать.

- Скорей! - сказал Оборотень.

- Я - Ко... Комаров... Роман Мих... Михайлович...

Влад наклонился еще ниже и зажмурился. Роман перехватил воротник, выскальзывающий из слабых пальцев.

- Беной... Бенойское... ущелье... ребята... Мама и... Танька! Ребята, Беной! Слы... - и с этим недосказанным словом он испустил дух.

Ромальцев несколько раз содрогнулся. Наемники видели его спину и недоумевали, что он там делает. Наконец, покачиваясь, Влад поднялся. Кажется, его мутило. Хусейн уловил в его глазах смертную тоску.

- Что с этими-то? - спросил Горец, когда Оборотень приблизился к нему и уцепился за его рукав. Он имел в виду детей, с ненавистью глядевших на замаскированную свору головорезов, разоривших их родное гнездо.

Тот не мог говорить, только ткнул пальцем в рацию. Вместо него сказал Афганец:

- Что с этими? Пусть ими государство и занимается...

Влад отдышался. Самурай с грохотом вывалился из гаража, встроенного в дом: