Светлана Дильдина - Попутного ветра!

Будет война? — спросил у него, а он плечами пожал. Я и сам не поверил в то, что спросил. Война…как Тара-Куино, вроде и рядом, но пропастью отделено. Там — временн о й, тут — не знаю даже… тем, что Лаверта — мой город, наверное. Ну не идиоты же в самом деле — люди…

А он рассказал мне про Ная — то, чего я не успел понять сам. С неохотой, я видел, он громадное сопротивление преодолевает, внутреннее… им вмешиваться запрещено?

Так он что, считал, что я выслушаю — и не вмешаюсь? Ну так я же — не он, не ангел, или кто там… я "поросенок между землей и небом", мне все равно.

Я думал, что разревусь. Показалось — из-за меня… я нашел ту проклятую штуку. Лучше бы сдохнуть там, на развалинах, шею себе сломать. А нетушки, мы будем псевдо-жить долго и счастливо, пока не понадобимся Пленочке драгоценной.

— Стой, ты куда? — он окликнул меня, безнадежно. А мотор у Ромашки завелся, похоже, сам… не помню, как я это сделал. Ну и к лешему всё!

Поначалу я думал только о Рыси. Никогда не воспринимал всерьез высокие слова о дружбе, клятвы до гроба стоять стеной друг за друга… да пошли они лесом, красивые слова! Пошли далеко и надолго!

Не знаю, почему я ополчился на ни в чем не повинные изыски риторики — наверное, потому что понял, куда должен ехать в первую очередь.

Тогда я свернул с магистрали, ведущей к центру города.

Появляясь в Лаверте или ее окрестностях, я будто перемещался из сна в реальность, или наоборот — смотря какая реальность и какой сон. Волна звуков, красок, запахов и ощущений поначалу сбивала с толку, привыкнуть к этому мгновению было невозможно.

Потом острота восприятия чуть сглаживалась.

Но, порой останавливаясь, чтобы поглядеть на свисающие с ветки дождевые капли или чтобы вдохнуть полной грудью соленый, пахнущий штормами и южными пряностями воздух, я думал — может быть, стоило уметь, лишь бы понять, как на самом деле хорош мир вокруг.

Даже сейчас я не сумел удержаться — остановил Ромашку и ловил губами теплый апрельский ветер. Еще не летний, но уже ласковый — еще немного, и залив наполнится парусами яхт, владельцам их наплевать на политические дрязги, когда есть море и солнце.

Трудно было заставить себя сдвинуться с места — ветер останется здесь, не последует за мной по всему городу. Сейчас я отдавал себя Пленке, она должна была вести, стать главной в этом теле.

Непонятный, пугающий, но очень надежный партнер — лучшая ищейка, которую можно пожелать, она знала, где находится лаборатория. Она чувствовала, как найти свой собственный кокон, из которого вылупилась давным-давно.

И я следовал за ней.

Мы остановились у невысокого серого дома, похожего одновременно на третьеразрядную больницу и на скучнейший архив. Напротив я заметил черную машину — подле нее скучал человек, внутри сидел еще один и читал газету. При виде меня оба встрепенулись.

Теперь я знал, что к чему, но было уже наплевать. И в "обмани сыщика" играть не хотелось.

Пленка подстегивала меня приблизиться вплотную к стенам, так я и сделал. Видел прекрасно, что машина сдвинулась с места, ненавязчиво перекрывая дорогу — вспомнил "волчат", стало смешно. Те были гораздо опасней.

Пленка вздохнула резко — у меня закружилась Глова, до тошноты. Но тело среагировало быстро, и я успел умчаться, оставив сотрудников Службы в полной растерянности.

На их месте я бы счел себя психом — или неумелым провокатором.

Отыскать Ная оказалось сложнее — я мог полагаться только на себя и остроту ощущений, подарок Пленки. Но сама она отмалчивалась, ей-то что…

Мне отчаянно захотелось увидеть Айшана… он бы сообразил, куда ехать. Или послал бы подальше, и в прямом, и в переносном значении?

После бесцельного болтания по городу я притормозил у скверика. Возле огромной лужи, оставшейся после вчерашнего дождя… в ней отражалось не апрельское — осеннее небо. Будто дуновение той стороны… через воду, как и через зеркало, это несложно. Или через сны… Тут я сообразил наконец.

Мне повезло, как я понял уже потом. У Рыси и так-то в голове всегда была каша из реальности и потустороннего вымысла, он, оказавшись на моем месте, почувствовал бы себя, как дома…

Искать живого человека по ту сторону жизни — все равно, что восстанавливать текст письма по промокашке, на миг к этому тексту приложенной; древний образ, но самый верный. Най не спал, находился в состоянии полубреда. Сейчас это было без разницы — по невидимой ниточке можно отыскать любого, собаку, кошку можно найти, если они тебе дороги, тем более человека. Тем паче — такого психа, как Рысь.

Я нашел… В крыле детского дома они располагались, не основная контора, а эдакий филиал. Мало кому придет в голову сюда соваться…

Ромашку пришлось оставить — с меня хватило Аана Хэльо, хватило, чтобы понять — если с трудом удалось удержать гантелю, то хвататься за штангу — верный способ угробить всё. Да и грохот, поднимаемый мотоциклом, никто не спишет на "померещилось".

В полной мере ощутил себя привидением, появившись прямо в камере Ная.

Я не думал, что с ним серьезное может быть. Они ж не идиоты — возможный источник информации перекрывать. Только я забыть ухитрился, какое это существо — Рысь. Он кого угодно доведет, а в особенности — себя.

Не знаю, что с ним делали. И знать не хочу. Он серый весь был, глаза запавшие… но следов никаких, да кто бы и сомневался. Только в уголке рта — кровь. Сначала я испугался — вспомнил одного, с внутренним кровотечением; тут уж не помогу ничем… Потом присмотрелся — нет, просто губу прокусил, а голова набок, вот кровь и стекала, и так засохла.

Я позвал его. Он открыл глаза, медленно-медленно.

В них… если в зеркало глянуть, а твое отражение вдруг посмотрит оттуда самостоятельно — в упор на тебя… Уж не знаю, каким меня видели люди, но в глазах Рыси я увидел себя — неживого, то есть взгляд неживой, с той стороны.

Он и сам перестал быть собой. В нем будто отключили жизненные силы — я чувствовал только холод и нежелание оставаться здесь. Эх, Рысь… ты никогда не метил в герои. Может, и зря… одно дело бороться за свои идеалы, за свою правду или еще что-нибудь в этом роде, а другое — попасть под жернов, которому ты, в сущности, безразличен.

Наручники — литая "восьмерка" — было не снять, конечно. Подумал — зачем они? Все равно никуда Най не убежит. Потом догадался — в "воспитательных целях". Я приказал Пленке… потом почувствовал, что она сама сообразила — в меня будто влили силу. Конечно, сам Най идти бы не смог. Я взвалил его на плечо. Вытащил в коридор.

Страшно было — не удержаться; идти обычным путем невозможно, охрана же. А иным… Удачно, что Наю было настолько плохо — он, считай, сам почти провалился на ту сторону.