Владимир Фалеев - Фантастика 1990 год

Один из детей в пылу игры, нагнав Лилит, вскочил ей на спину. Отец и сын окаменели от ужаса. Лилит же, чтобы скинуть непрошеного седока, повалилась на землю. Дети последовали ее примеру. Теперь по двору катился большой живой клубок.

– Фу ты! Ну и дела,- пробормотал Орбел, расслабляясь. - Вот, оказывается, чего ей не хватало - детей.

– Будет вам! - одернула расшалившуюся ватагу невестка.- Совсем замучили девочку. Она ведь с дороги. Устала.

Тяжело дыша, разгоряченная возней, вернулась Лилит.

– Лилит умница,- сказала, заглядывая Орбелу в глаза. И, схватив со стола самый большой кусок баранины, вонзила в него свои острые зубки.

Привыкший быть ее единственным кумиром, единственной опорой, он подавил в себе нелепую ревность и, погладив ее по слипшимся от пота, пыльным волосам, ворчливо подтвердил:

– Умница, Лилит, хорошая.

На ночь все остались в доме у деда Мовсеса и всем нашлось место, и всем было радостно оттого, что они могут быть вместе.

Проснувшись на рассвете, Орбел не нашел Лилит в ее постели и, обеспокоенный, выбежал во двор. Там ее тоже не оказалось.

– Лилит…- тихо позвал он. Потом громче, доходя до крика:- Лилит!… Ли-ли-ит…

Лишь собаки лениво брехали в соседних дворах, да перекликались горластые петухи.

Он вернулся в дом, обошел все комнаты. Спустился в погреб, вылез на плоскую крышу. Ее нигде не было.

– Папа! Вставай,- растолкал он отца.- Лилит пропала.

– Куда ей деться,- сонно пробормотал тот.

– Как куда? Как куда?! - возмущался, задыхаясь от волнения, Орбел.- Горы кругом. Скалы. Уйдет - заблудится. Не будет даже знать, как вернуться…

– Я, может, впервые в жизни так от души поспал,- ворчал Тигран Мовсесович, нехотя одеваясь,- а ты помешал.

– Папа, как ты можешь! Она ж пропала.

– Во дворе смотрел?

– Везде был. Только за ворота еще не выходил. Что, если на нее собаки напали? Они ж разорвут ее.

Они вышли во двор. Солнце распластало свои лучи над тонущими в утренней дымке горными вершинами, нежно коснулось незрелых плодов на прогнувшихся под их тяжестью ветках. С гор тянуло свежестью и холодком. Прищурясь, Карагези огляделся по сторонам, зевнул.

Позади дома тянулся ряд стареньких пристроек. Дверь одной из них была приоткрыта и поскрипывала на ветру.

– А ну-ка идем.

Они вошли в хлев и остановились на пороге, не веря своим глазам: большая пятнистая корова, пригнув голову, косила глаз на Лилит, залезшую ей под брюхо и упоенно сосавшую молоко.

Рядом сидела Ануш, удерживая лобастого теленка. Увидев вошедших, она сделала им знак не мешать. А Лилит, насыщаясь от одного сосца, тянула руками остальные, отчего молоко тонкими острыми струйками заливало ей лицо, колени, одежду.

– Ну хватит, хватит,- Ануш выпустила теленка, и тот, сбив с ног Лилит, занял свое законное место.- Никогда не видела ничего подобного,- рассмеялась Ануш.- С ней не соскучишься.

К полудню Лилит уже подружилась с хозяйским псом, разогнала дедовских баранов, таскала на руках ягнят, барахталась с ними в пыли и даже пыталась зубами щипать траву, подражая им… Лишь изредка подбегала к Орбелу, заглядывала ему в глаза, будто выспрашивая одобрения, и снова уносилась. Дед Мовсес смеялся до слез, утирая кулаком прозрачные, как горный ручей, глаза. Тряс седой головой, хлопая себя по бедрам: “Ну уморила!” А к вечеру Арташес - сын Ануш, вывел свою “Ниву” за ворота и начал тщательно отмывать ее.

– Часа за три к самолету поспеем,- сказал он дядюшке.

– Как?! - обиделся Орбел.- Ты уже уезжаешь?… Даже не предупредив меня?

– Я ведь говорил, что только отвезу вас и повидаюсь с отцом, с близкими. Не можем же мы оба забросить работу.- И, отведя сына в сторону от столпившейся на проводы родни, сказал:- Ты можешь вернуться, когда пожелаешь. Одна просьба к тебе: пусть это будет не раньше обещанного срока. Что касается Лилит, последнее слово за тобой. Но, если тебя интересует мое мнение: оставь ее здесь. Навсегда. Для нее… да и для нас всех это единственный выход из безвыходной ситуации. Ей нигде и ни с кем,- он особо выделил последние слова,- не будет так легко, так привольно и надежно, как здесь. Ее реакция на сельскую жизнь превзошла все мои ожидания. У тебя есть время осмотреться, все хорошенько взвесить. Я очень рассчитываю на твое благоразумие, сынок.- И, взяв обеими руками голову Орбела, он поцеловал его в лоб.- И последнее: к твоему приезду я постараюсь сделать все, чтобы твоя совесть по отношению к Руфосу была чиста.

Карагези уже обнимал отца, с тяжкой грустью вглядываясь в чистую голубизну его глаз, а Орбел все пытался понять, что означали его последние слова.

– Погоди, Тигран,- остановил сына дед Мовсес,- что я хочу тебя спросить…- и, проницательно взглянув на него, понизил голос:- Если Лилит останется с нами, не будет ли у тебя из-за нее неприятностей?

– Что ты имеешь в виду? - опешил Тигран Мовсесович.

– Эх, сынок… Ты нас совсем за темных людей считаешь. Нехорошо.- Дед осуждающе покачал головой.- Газеты-то я аккуратно читаю.

Тигран Мовсесович изменился в лице.

– Прости, отец, я…

– Не оправдывайся. Ты все правильно решил. Она будет мне любимой внучкой. Спокойно поезжай домой, сынок. И да хранит тебя бог.

– Бог, говоришь? Если он есть, он наверняка меня проклял…

С отъездом отца Орбел стал задумчивее, молчаливей. Веселая трескотня детей, суета родственников начинали раздражать его. Он наблюдал за Лилит, радуясь, что навсегда ушел в прошлое кошмар ее одичания. Сознание того, что он нужен ей, что она нуждается в нем одном, давало бы ему стимул для душевной щедрости и самоотречения. Но вот ведь, оказывается, маленькие, чужие дети за один только день сумели отнять у него ее привязанность, ее преданность. Не прилагая ни малейших усилий, они помогли ей обрести себя и контакт с окружающим, казавшийся неосуществимым в ее положении. Меньше всего ожидал Орбел, что ее не только примут, но и полюбят здесь. Отец прав: простор и свобода среди простых, бесхитростных людей, способных понять ее, ей гораздо нужней и дороже его любви. Да и можно ли назвать любовью то глубокое сострадание, ту хозяйскую привязанность, которые он испытывал к ней? Сейчас, наблюдая за ее забавными, но, по сути, чисто звериными повадками, он особенно отчетливо понял всю нелепость своего жертвоприношения. Ведь он - человек, и ему всегда будет не -хватать именно человеческого общения. Непонятно только, как отец мог пожелать оставить ее здесь навсегда. Да и разве имеет он на это право? Ведь Лилит - уникальнейшее творение человеческого гения, владеть которым мечтала бы любая страна.

Отец вообще последнее время ведет себя довольно странно, он подметил это еще в Штатах. Всегда четкий, сдержанный, замкнутый, ушедший целиком в науку, он будто вдруг растерялся, утратил уверенность в себе. С ним что-то происходит, хоть и не признается в этом никому. Может быть, он нуждается в помощи, поддержке, совете? Конечно, Орбел не бог весть какой советчик, но зато он ближе всех к нему. А он забрался в глушь, в горы, на край света и бездельничает, бросив отца одного. Почему отец оставил его здесь с Лилит? Только ли тревога за ее судьбу руководила им? А может, он хотел, чтобы сына не было рядом?… Эти мысли, однажды появившиеся, настолько овладели Орбелом, что уже не давали покоя.