Владимир Фалеев - Фантастика 1990 год

Но это были лишь впечатления, потому что жизнь-сказка оказалась с порчей. Чем основательнее Гордий знакомился с ней, тем больше в ней разочаровывался. От старой доброй Астры с ее необъятным разнообразием народов, языков, культур, которую Гордий знал и любил, остались только очертания материков. Все остальное изменилось - города, их названия, привычки и интересы людей.

Особенно возмущали Гордия названия городов, нарочито пошлые, глупые - Толстяк, Свистун, Пупок, Бесстыдник… Их жители говорили на едином всепланетном языке, представлявшем собой невообразимую смесь старых языков, густо сдобренную всевозможными словесными новациями. Скрепя сердце, Гордий усвоил этот искусственный, лишенный красоты и выразительности язык с помощью - о, боги! - обучающего автомата.

Гордий был потрясен, узнав, что в языке потомков отсутствуют такие понятия, как “мать”, “отец”, “брат”, “родина” и другие, без которых немыслимо воспитание полноценных, нравственных личностей. Родственных отношений они не знали, потому что выращивались в инкубаторах, как цыплята, родиной у них была вся планета, а под любовью они понимали изощренное до гнусности соединение полов. В интимной сфере они бывали столь простодушно бесстыдны, что даже печально знаменитый Иной, известный в свое время распущенностью нравов, казался теперь Гордию городом высокой нравственности.

… Главное содержание жизни большинства из них составляли игры и развлечения, которые придумывали для них роботы. У этих людей не было ни прошлого, ни будущего - одно бесконечно затянувшееся настоящее, похожее на калейдоскоп с непрерывно меняющимися узорами. Поначалу Гордий никак не мог уразуметь, как не надоедает им все время развлекаться, но, присмотревшись поближе к их жизни, все понял. В сущности, это были говорящие домашние животные, по большей части добродушные, физически привлекательные, но душевно крайне убогие. А домашние животные, как известно, тем и отличаются от людей, что могут всю жизнь проводить в праздности, не испытывая угрызений совести.

Норд Гордий Виртус был человеком широких взглядов и хотя сам отличался известным аскетизмом, умел прощать слабости и даже пороки других. Но тут он не выдержал. Он увидел порок, возведенный в принцип существования, и это глубоко возмутило его. Он был оскорблен за своих товарищей, за всех, кто мучился и страдал в той жизни, веря в лучшее будущее человека, а на деле удобрил своими костями эту сытую, благополучную, омерзительно бессмысленную планету. Он был посланцем той, навсегда ушедшей культуры, в которой верили, что могучее, страстное слово способно найти отклик в человеческих душах.

И Норд Гордий Виртус начал действовать…

Следственной комиссии не понадобилось слишком много времени, чтобы понять, что перед ней опаснейший преступник, само существование которого представляет серьезнейшую угрозу для цивилизации. Если бы ему удалось своими проповедями убедить хотя бы одного человека из ста тысяч, то число инакомыслящих во много раз превысило бы число сотрудников БЗИГ.

Естественно, возник вопрос о мерах пресечения угрозы. В эпоху Тьмы особо опасных преступников казнили, но с наступлением эры Света смертную казнь отменили, как антигуманное наказание. Тем не менее оставлять Норда Гор дня Виртуса живым было никак невозможно.

Посоветовавшись, члены комиссии решили применить к нему меру наказания, именуемую Диэтой. Она была придумана в свое время специально для таких исключительных случаев и означала, в сущности, простую вещь. Преступника оставляли в камереодиночке без пищи и воды и держали там “до обнаружения однозначного результата”, как деликатно именовалась в статье закона смерть от истощения.

Когда Гордию объявили приговор, объяснив, что это такое, он горько усмехнулся.

– О, всемогущий Нандр, творец Вселенной! Где еще в истории можно найти пример подобного лицемерия? Если человека собирались казнить, то прямо сообщали ему об этом, не прикрываясь словесной казуистикой. Вы хотите меня убить за то, что я говорил правду? Что ж, я вас понимаю, но сделайте это с помощью ружья или плазмомета, а не морите голодом, как крысу!

– Вы ошибаетесь, господин Виртус, - возразил ему на это Главный Сторожила. - Вас никто не собирается убивать. Наши гуманные законы запрещают убивать человека за какой бы то ни было проступок. Вас всего лишь сажают на Диэту, и если вы по каким-либо причинам умрете, то это будет вина не наша, а природы.

– Железноголовые идиоты! - пробормотал Гордий сквозь зубы. И больше ничего говорить не стал.

Так закончилась миссионерская деятельность Норда Гордия Виртуса, отважного человека эпохи Тьмы, который пытался обличительными речами пробудить сознание и совесть у своих далеких потомков. Во все времена и у всех народов бывали такие люди, и хотя произносили они разные речи и по разным поводам, кончали одинаково.

Тут, однако, случай особый, выпадающий из общего ряда, иначе не стоило бы о нем и рассказывать. В отлаженном механизме астрианской надзирающей службы впервые за много веков случился сбой. Вот что произошло…

Гордия привезли на маленький скалистый остров в океане.

Здесь стояла заброшенная старая тюрьма, которая за отсутствием серьезных преступников давно пустовала. Три робота-исполнителя препроводили его в камеру-одиночку, где зачитали ему приговор. После этого двое из них улетели на своем флайере, а третий остался ждать “наступления однозначного результата”.

… Гордий осмотрел камеру. Мощные стены, каменный пол, наверху маленькое оконце, перекрещенное толстыми железными прутьями. За дверью в коридоре - неусыпный электронный страж, которого ни обмануть и ни разжалобить. Да… отсюда не убежишь…

Оставалось либо перегрызть себе вены и умереть легкой смертью, либо молить богов о чуде. Гордий выбрал последнее.

Он встал на колени, обратившись лицом к оконцу, и начал отбивать поклоны, прося великого Нандра освободить его из темницы.

Гордий молился двое суток, напрягая все свои душевные силы, вкладывая в молитву всю страсть, на какую был способен.

К исходу третьих суток, обессилев, он свалился в обмороке.

Очнулся он под утро от холода. По полу тянуло сквозняком.

Гордий с трудом оторвал от каменной плиты тяжелую голову и сел. У него потемнело в глазах от слабости, а когда черный туман рассеялся, он увидел, что дверь камеры отворена настежь.

Еще не веря глазам своим, думая, что это галлюцинация, Гордий поднялся и, вытянув вперед руку, как слепой, пошел к двери. И вышел в коридор! На полу, вытянувшись во весь свой громадный рост, лежал робот-исполнитель. Его обращенные к потолку бериллиевые глаза были темны. Почти не думая, Гордий наклонился и выдернул предохранитель из груди робота, после чего стал приносить благодарственную молитву Нандру…