Юрий Кудрявцев - Три круга Достоевского

«Но и в русских и в немецких вагонах — все только о ге­шефтах и процентах, да о цене на предметы, на товары, об ве­селой материальной жизни с камелиями и офицерами — и толь­ко. Ни образования, ни высших каких-нибудь интересов — ни­чего» [П, 3, 216]. Это выдержка из письма. Достоевский пони­мает, что эти частные разговоры отражают ориентацию на безличность, господствующую в обществе. Когда в обществе говорят лишь о пудах, верстах и процентах, то тем самым забы­вают о личности человеческой, для развития которой и должны использоваться материальные блага, ставшие самоцелью.

Торжество безличности так велико, что живущие ради «быть» личности кажутся аномалией, «идиотами». В обществе широко распространяется универсальный вопрос безличности — чего же ему не хватало? Безличности, как, например, Смердяков, просто не понимают, что кто-то может жить ради того, чтобы «мысль разрешить». Они плоды того общества, в котором существуют «страстная жажда жить и потеря высшего смысла жизни» [1895, 10, 117].

Достоевский считает, что в распространении такой жизненной ориентации виноваты и теории, отрицающие бессмертие души человека, теории, согласно которым все из мира уйдет бесслед­но. Именно за такой подход критикует учение дергачевцев Под­росток Достоевского. Он считает, что при таких установках че­ловек упадет до безличности. Подросток считает подлецом чело­века, мечтающего на фоне голодающих людей кормить только собак. Но чем опровергнешь позицию такого подлеца, как до­кажешь ему, что он должен быть благороден? Ради светлого будущего? Но подлецу нет дела до светлого будущего, каким бы хорошим оно ни было, если тогда он не будет существовать. Подлец останется на своем «иметь». Личность его все более и более будет разрушаться.

При этом Подросток еще и не убежден в светлости будущего, построенного на нигилистических основах. Он обращается к ни­гилистам: «...чем прельстите вы меня, чтоб я шел за вами? Ска­жите, чем докажете вы мне, что у вас будет лучше? Куда вы денете протест моей личности в вашей казарме? Я давно, гос­пода, желал с вами встретиться! У вас будет казарма, общие квартиры, stricte necessaire, атеизм и общие жены без детей — вот ваш финал, ведь я знаю-с. И за все за это, за ту маленькую часть серединной выгоды, которую мне обеспечит ваша разум­ность, за кусок и тепло, вы берете взамен всю мою личность! Позвольте-с: у меня там жену уведут; уймете ли вы мою личность, чтоб я не размозжил противнику голову? Вы скажете, что я тогда и сам поумнею; но жена-то что скажет о таком разумном муже, если сколько-нибудь себя уважает? Ведь это неестественно-с; постыдитесь!» [10, 8, 64 — 65].

Герой считает, что такая теория лишает личность ее само­ценности. Платить за материальное духовным — цена слишком большая. Личность же не продается. Не должна продаваться. Достоевский не принимает лозунг, согласно которому «духовной мысли нет, и что жизнь духовная сказка, а не реализм. Что ве­ликодушия нет, а есть только борьба за существование» [П, 3, 213]. И далее продолжает: «...если сказать человеку: нет велико­душия, а есть стихийная борьба за существование (эгоизм) — то это значит отнимать у человека личность и свободу, А это че­ловек отдаст всегда с трудом и отчаянием» [П, 3, 214]. Личность человека, свобода человека для Достоевского самоценны. Писа­тель постоянно выступает против унижения в человеке духовности.

В одном из писем Достоевский высказывает на этот счет сле­дующую мысль: «Кстати: вспомните о нынешних теориях Дар­вина и других о происхождении человека от обезьяны. Не вда­ваясь ни в какие теории, Христос прямо объявляет о том, что в человеке кроме мира животного есть и духовный. Ну и что же — пусть откуда угодно произошел человек (в библии вовсе не объяснено, как бог лепил его из глины, ваял из камня), но зато бог вдунул в него дыхание жизни (но скверно, что человек гре­хами может обратиться опять в скота)» [П, 3, 212 — 213].

Здесь Достоевский подметил одну из подмен в теориях. Коль человек произошел от обезьяны, то главное в нем материальное. Коль человек не может жить без материального, то оно для че­ловека самое главное. Отсюда — цель жизни, смысл жизни в материальном. Достоевский верно заметил, что такая плоская интерпретация сути человека ведет к его деградации, к утере главного, что отличает его от других животных — его личности.

Человек произошел от обезьяны, человеку нужна пища и т. п. Все это верно. Но отсюда совсем не следует, что добывание пищи, борьба за нее есть самоцель. Это в действительности средство. И только. Превращение этого в самоцель и делает че­ловека безличностью. Цель — в высшем, духовном. Главное в личности — дух, главное в безличности — «хлебы».

Достоевский не раз выступал против тезиса «камни — в хле­бы». Однако это не означает, что писатель был против удовлет­ворения материальных запросов человека. Он лишь против про­возглашения «хлебов» в качестве смысла жизни.

Вопрос — от кого произошел человек? — это один вопрос. Вопрос о роли материального в поддержании жизни человека — другой. Вопрос же — ради чего живет человек? — третий. И этот третий самостоятелен, с двумя первыми жестко не связан. При­знание же смысла существования в «хлебах» есть отрицание этого смысла. Не хлебом единым...

Достоевский много внимания уделяет проблеме безличности. Но ничуть не излишне это внимание. Писатель заостряет проб­лему, грозящую человечеству его вырождением. Через потерю смысла жизни, через потерю личности каждым из его членов. Достоевский понимает, что не обращать внимание на эту пробле­му преступно, если проблему видишь. Упрятанная от сознания каждого, загнанная вглубь, она будет усугубляться. Не обратить внимания на безличность значило бы согласиться со сбитой шка­лой ценностей, когда безличность объявлена личностью юли когда на словах все говорят о жизни ради «быть», а живут повсеместно ради «иметь».

Жизнь человека быстротечна. И она»должна быть осмыслена. Каждый должен оставить в человечестве свой след. Пусть даже небольшой. «Все жили в сушь и впроголодь, в борьбе ожесточась, и никого не трогало, что чудо жизни — час» — скажет один из наших современников, отнюдь не сводя «впроголодь» к не­хватке «хлебов», а имея в виду прежде всего недостаток духов­ности, личностности. Об этом же думал в веке девятнадцатом Достоевский. И только поэтому он столько внимания уделил без­личности, иичего дальше «хлебов» не видящей.

В своем творчестве писатель показал нам и людей, не утеряв­ших своей личности, живущих ради «быть».

В «Дневнике писателя» 1876 года, где много говорилось о безличности, последней противопоставлена личность. «О, повто­ряю, есть много охотников жить без всяких идей и без всякого высшего смысла жизни, жить просто животною жизнью, в смыс­ле низшего типа; но есть, и даже слишком уж многие, и, что всего любопытнее, с виду, может быть, и чрезвычайно грубые и порочные натуры, а между тем природа их, может "быть, им са­мим неведомо, давно уже тоскует по высшим целям и значению жизни. Эти уж не успокоятся на любви к еде...» [1895, 10, 427].