Анатолий Горло - Аве, Цезарь

Лидер неумеренных либералов продолжал сокрушать невидимого оппонента:

- К черту внутривидовую агрессивность, если она мешает решать стоящие перед нами проблемы! К черту биологические инстинкты, если их дьявольским действием можно объяснить и, следовательно, оправдать любое преступление, включая и политическое убийство!

Толпа стала выкрикивать нестройным хором:

- Бес-са! Бес-са! Хо-тим Бес-са!

Господин Бесс продолжал неистовствовать:

- К черту! К черту! К черту! Пропитанные кровью невинных агнцев легенды о живодерах! Чудовищные законы наследственности! Теорию ненскоренимостп зла! Да, мы падшие ангелы, дамы и господа, но у нас хватит мужества, сил и благородства, чтобы после многовекового падения подняться и воспарить к сияющим высотам! Для этого, дамы и господа, требуется лишь ангельское терпение и ангельская доброта!

- Бес-са! Бес-са!

Глядя на скандирующую в запрограммированном восторге толпу и на пытающегося перекричать ее оратора, Крус скривился, собираясь снова переключить программу, но что-то остановило его: он услышал в толпе сухой треск.

Услышал его и один из участников митинга. Это был Абабас. Он тут же выхватил пистолет и отчаянно завертел головой в поисках источника подозрительного звука. Стоящий рядом с ним другой агент тихонько толкнул Абабаса в плечо и показал свисающие с конца нитки оранжевые хлопья - у него лопнул воздушный шар. Абабас беззвучно зашевелил губами, всучил агенту свой шар, а сам стал пробираться сквозь ряды митингующих, цепко вглядываясь в их лица. Телевизионная камера неотступно следила за Абабасом, заставив господина Бесса витийствовать за кадром:

- Наши уважаемые оппозиционеры из партии верноподданных утверждают, что Гурарра вступила в период нового Лихолетья! Это вздор, дамы и господа! История никогда не повторяется!..

Все вокруг продолжали скандировать, кроме одного человека. Он стоял неподалеку от ближней к оратору телекамеры, уткнув нос в поднятый воротник светлого плаща. Правую руку он держал в кармане. Это был Мистикнс. Абабас подкрался к нему со спины и неожиданно ткнул между лопаток дулом пистолета. Мистикис испуганно обернулся, его левая щека была заклеена пластырем. Брызгая слюной, Абабас прохрипел:

- Бес-са! Бес-са!

Мистикис с готовностью затряс головой и стал скандировать вместе с остальными:

- Хо-тим Бес-са!

Абабас ухмыльнулся и, спрятав пистолет, принялся надувать другой оранжевый шар. Вероятно, поняв, что инцидент исчерпан, режиссер включил вторую камеру, нацеленную на оратора.

Господин Бесс ожесточенно жестикулировал, словно дорисовывая кистями рук ту величественную картину неумеренного благоденствия, которую ему не удавалось изобразить словами:

- Наша партия считает, что единственно верный путь к оздоровлению национального климата, к восстановлению в Гурарре божественного закона и идеального порядка лежит через откровенное, с привлечением широких слоев общественности, обсуждение внутриполитической обстановки! Только сообща, как на большом семейном совете, а не на тайной вечере, не уклоняясь от нелицеприятных разговоров, не боясь заглянуть правде в глаза...

Послышался сухой треск, и речь Бесса оборвалась. Словно оратор заглянул правде в глаза к в ужасе содрогнулся. Бесс взметнул руки кверху в каком-то религиозном экстазе и запрокинул голову, будто призывая в свидетели самого господа бога. Затем волчком повернулся к экрану и с оскаленным ртом стал медленно сползать на подиум трибуны.

Моментально включилась другая телекамера, давшая сверху панораму площади. Шахматный порядок воздушных шаров нарушился. Участники митинга бросились к трибуне, а секретные агенты ринулись на них, хватая всех, кто попадался под руку. Началась давка, послышались женские визги, полицейские свистки, стоны, крики, топот ног. Все смешалось, слилось в едином приступе коллективной истерии. А объектив телекамеры старательно шарил по Площади Воркующих Голубей, все запоминая, фиксируя своим бесстрастным объективным оком...

Крус понял, что происшедшее и есть тот "кебольшой сюрприз", о котором уведомил его бархатный голос, и он, даже забыв о бокале с ионом, что случалось с ним чрезвычайно редко, внимательно следил за событиями на экране. Крус недовольно поморщился, когда передачу прервали и на экране возникло возбужденное лицо Касаса, ведущего комментатора телекомпании "Камера обскура".

- Дамы и господа, мы только что явились свидетелями трагической гибели великого Бесса, на наших глазах павшего от руки подлого убийцы, - начал Касас своей обычной скороговоркой (фразы он строил таким образом, что после обращения "дамы и господа" обязательно следовало местоимение "мы" и у него выходило "дамы и господамы"). - Трудно поверить, что вот так, вдруг, перестало биться одно из самых щедрых сердец Гурарры! Да, дамы и господа, мы не в силах поверить, что среди нас уже нет того, кому мы хотели отдать свои голоса, чтобы они слились в трубном гласе добра и справедливости!..

Касас вынул из нагрудного кармана черный платок и шумно высморкался.

Крус воспользовался паузой, чтобы взять из бара бутылку и наполнить опустевший бокал. Слушая, с каким искусством отпевает Касас еще теплое тело несостоявшегося мэра Априма, Крус подумал, что лучшей плакальщицы, чем "господама", пожалуй, не сыскать во всей Гурарре. А в последнее время спрос на представителей этого ремесла резко возрос...

- Но еще труднее не верить своим глазам,- продолжал тараторить Касас.- Да, дамы и господа, мы еще не знаем, кто убил великого Бесса, но мы наверняка видели убийцу, он был там, в толпе, а благодаря мужеству и находчивости операторов "Камера обскура" убийца побывал и в вашем доме! С любезного разрешения дирекции телекомпании "Камера обскура", дамы и господа, мы сможем сейчас еще раз просмотреть видеозапись только что разыгравшейся трагедии и все вместе, как сказал бы покойный господин Бесс, как на большом семейном совете, попытаемся отыскать убийцу! Внимание, включаем запись!

На экране поплыли знакомые кадры, только в замедленном темпе. Не поленившись придвинуть к телевизору кресло-качалку, Крус внимательно вглядывался в толпу, мысленно расчленяя ее на составные части - фигуры, лица, фазы движений, пытаясь воссоздать наиболее вероятную картину только что разыгранной трагедии, а скорее - трагического фарса. Замедленная проекция чередовалась с отдельными стоп-кадрами. Самым впечатляющим был стоп-кадр с перекошенным от боли лицом Бесса, взывающем о пощаде или о каре, а может, о том и другом одновременно...

Когда экран снова заполнило великоскорбное лицо Касаса, Крус удивленно присвистнул и стукнул бокалом по крышке телевизионного аппарата. Ион расплескался и стал стекать по экрану, на лицо комментатора.