Вероника Кузнецова - Дневник штурмана

В дверь постучали.

— Мисс Павлова, больше там ничто не напоминает о случившемся, — проговорил командир, когда я открыла, — но, может, вы хотите поменяться местами с мистером Гюнтером? Он согласен.

Видно, мистер Уэнрайт был не только противником участия женщин в опасных экспедициях, но и вообще относится к нам свысока, считая слабонервными истеричками.

— Спасибо, сэр, я останусь в своей каюте, — холодно отказалась я. — Я вам нужна?

— Нет, мисс.

— Можно пройти к себе?

— Да, мисс.

Я чувствовала пристальный взгляд, поэтому заставила себя внешне спокойно открыть дверь, войти и закрыть её за собой. Теперь ничто не мешало мне осматриваться с ужасом, который сковал мне сердце. Да, действительно, ничто здесь не напоминало о страшной смерти Серафимы Андреевны, но внутренним взором я продолжала видеть её глаза, устремлённые на меня, а к столу я подойти не смогла. Села на свою койку и минут тридцать сидела, глядя то на стол, то на пол перед ним, а потом почувствовала, что не в состоянии больше здесь находиться, и ушла в рубку. Мои монстры, следившие за перемещениями учёных, одновременно посмотрели на меня и вновь уставились на экраны. Убийца был сейчас там, среди этих людей, и представлял опасность. Ежедневно люди будут работать с ним бок о бок, не подозревая о его намерениях, пока жестокость не пересилит в нём осторожность и он не разоблачит себя. Но как же страшно каждому из них знать, что кто-то из его двадцати восьми коллег уже заражён.

Тут меня пробрала дрожь, потому что выбирать надо было не из двадцати девяти человек, а всего лишь из семи, ведь вчера лишь семь учёных покидали корабль: Державин, Тома Рок, Агирре, Ивашкевич, индус с длинным именем, Исанбаев и Сиггорд. Убийца — кто-то из них. Причём выбор жертвы не случаен, ведь женщина, способная видеть будущее, может указать пальцем на заболевшего и, как Вий, сказать: "Вот он!" Его не растерзают и не убьют, а всего лишь изолируют, сделают безопасным для окружающих, но для человека, одержимого жаждой крови, это равносильно самой изощрённой пытке. Значит, Сергеева должна была умереть и заодно утолить вспыхнувшую в нём кровожадность.

Забегая вперёд, скажу, что все учёные вернулись живыми и невредимыми. Видно, убийца на время успокоился.

Обед был для меня тяжёлым испытанием. После зрелища крови и отрезанной головы кусок не полезет в горло, а командир, как нарочно, не послал со мной бортинженера, а сам, лично меня сопровождал. В коридоре он мне сказал:

— Мисс Павлова, не хочется портить вам аппетит…

— Не испортите, сэр, — ответила я, полагая, что речи об аппетите при подобных обстоятельствах звучат издевательски.

— Теперь понятно, что мисс Сергеева не была сумасшедшей, и в вашей каюте она увидела то, что сегодня увидели мы.

— Да, сэр.

— Поэтому очень важно, чтобы вы припомнили всё, что она вам когда-либо говорила. Возможно, какие-то из её высказываний смогут нам помочь. Я вас не тороплю, мисс. Подумайте…

— Я помню всё, что она говорила, сэр, — сразу ответила я. — Мне она сказала, что я боюсь не того, кого надо, по-моему, имея в виду себя, но что я разумна.

Любой другой на месте механизма улыбнулся бы этому прибавлению, но он лишь спокойно заметил:

— Кроме того, она обратилась к вам с определением «глупая», которое в русском языке склоняется по родам.

— Она ко всем обращалась, используя это слово, и к вам тоже, сэр.

— Продолжайте, мисс, — вернул меня к теме разговора механизм. — Что ещё она сказала вам лично?

— Что я получу чёрные строки, сэр, а потом, в рубке, объявила, что мне грозит опасность. Ещё она сказала, что вокруг меня пляшут какие-то лица. Вам она предрекла, что вас ждёт очень долгая дорога. Перед этим она вас спрашивала, есть ли у вас белая книга с блестящими страницами. Должно быть, эта книга важна, сэр, раз она спросила о ней.

— У меня нет такой книги, мисс. Может, это справочник штурмана, который изучает мистер Гюнтер? У него белая обложка и глянцевые страницы.

— Может быть, сэр, — согласилась я, хотя и знала, что имелась в виду какая-то особая книга и в ней скоро появится чёрная запись, предназначенная мне.

— Мистеру Форстеру, — продолжала я, — она сказала, что он напрасно скрывает от неё лицо, она его всё равно узнала. Я заметила, что он её побаивался, поэтому мог и в тот раз попытаться от неё спрятаться. Но ему нужно остерегаться, сэр. Она говорила об опасности. Бортинженер сам передал вам её слова, что он живой и что его судьба, как прямая линия. При мне она ему говорила, что хорошо, когда чувствуешь рядом жизнь, а не смерть. Ещё она сказала ему, что зло стремится к царству зла, а когда два зла сольются, прольётся кровь, начнутся ложь и обман.

Командир должен был это помнить, но слушал очень внимательно. Мы стояли недалеко от поворота в столовую, чтобы не продолжать разговор в присутствии повара и горничной.

— Ещё она говорила, что зло внутри стремится к миру зла, где оно получит силу. И предостерегала, что самое страшное — это зло, которое мы накопили в себе. Надо бояться зла в себе.

— Вы хорошо запомнили её слова, мисс.

— Я постоянно над ними думаю, сэр. Она видела очень много крови. В столовой она тоже видела кровь. Про мисс Хаббард и сеньора Агирре она сказала, что они мертвы. Сегодня утром… — Мне пришлось помолчать, чтобы прогнать слёзы. — Она удивлялась, почему её никто не слышит. Она высказывала свои откровения по-русски, но никто её не понимал, сэр. Наверное, мистер Державин знает больше, чем я.

— Нет, мисс. Видения посещали её внезапно. Когда она смотрела на кого-то или на какое-то место, тогда она и начинала говорить. Мистеру Державину она жаловалась, что в людях слишком много зла, а это опасно… Теперь, когда вы знаете, какое значение имеют её слова, может, вы переведёте, что же она сказала мне возле рубки?

На такое я решиться не могла.

— Если бы я знала, сэр! Но я не слышала.

Больше мы об этом не говорили, и мне кажется, что командир затеял разговор главным образом потому, что хотел выяснить, что же напророчила ему Сергеева.

Обед был, наверное, вкусным, но мне он показался отвратительным. Уж и не знаю, как я сумела проглотить часть его. Мистер Уэнрайт, как заведённый автомат, ел и пил, как обычно, словно ничего не случилось. Зато мистер Георгадзе и мисс Фелисити были очень подавлены случившимся и прислуживали нам молча, но с почтительным сочувствием.

Сейчас, в своей каюте, сидя на койке, я хочу выписать всё, что я услышала от Серафимы Андреевны и что остаётся или неясным или неподтверждённым. Помогут её высказывания или нет, но я заложу это место в дневнике закладкой и буду соотносить их с дальнейшими событиями. Может быть, кое-что удастся вовремя расшифровать и предупредить преступление.