Роберт Говард - Час дракона (Конан-варвар)

Глаза его пробежали по поблескивающей неподалеку реке, окружающим со всех сторон долину горным склонам, блестящему стальному клину рядов противника, выстроившихся на господствующей высоте, железным чепцам лучников, сверкающим среди кустарника и обломков скал, молчаливым

- 117

рыцарям, восседавшим на нетерпеливо бьющих копытами конях, их развевающимся пиорушам и поднятым, как лес игл, копьям. А прямо у подножия холма были видны сомкнутые стальные ряды немедийцев, неумолимо вливавшиеся в устье долины, и за ними - красные палатки и шатры баронов и рыцарей, и серые - обычных солдат.

Алый штандарт с драконом колыхался во главе стальной реки. Впереди, ровными шеренгами, шли стрелки с наполовину поднятыми арбалетами, держа пальцы на спусковых крючках. Дальше шли отряды копейщиков, а за ними - главная сила армии - конные рыцари. Перья над их головами гордо развевались по ветру, копья с вызовом смотрели в небо, а огромные жеребцы выступали, как на параде.

Рыцарей было тридцать одна тысяча, и, как и у большинства государств, именно они составляли ударный кулак армии. Пешие воины же, вооруженные копьями, пиками и арбалетами, должны были лишь расчищать дорогу коннице.

Армия Акулонии безмолвно и неподвижно ожидала их приближения.

И вот, не меняя строя, немедийские арбалетчики стали стрелять прямо с ходу, но их стрелы летели вверх и либо не долетали, либо просто отскакивали на излете от стальных панцирей высоко над ними стоявших гундерийцев. Зато, когда ряды арбалетчиков сами попали в зону поражения боссонских лучников, те внесли в немедийские ряды некоторое замешательство.

Через некоторое время, осознав всю бессмысленность попытки ответить противнику такой же смертоносной лавиной стрел, немедийцы стали откатываться назад. На них были легкие панцири, не защищавшие их от тяжелых стрел врага, которые прошивали их насквозь. Немедийская пехота, предназначенная для расчистки дороги коннице, тоже не справилась со своей задачей и была вынуждена отступить.

Арбалетчики уступили место в рядах наемникам, которых всегда без колебаний посылали на смерть. Единственной их целью теперь было заслонить собой ряды наступающих рыцарей, пока те не соприкоснутся с противником. Когда отряды стрелков окончательно вышли из-под обстрела, наемники рванулись прямо под ливень стрел, давая возможность почти беспрепятственно идти за ними рыцарям. Они медленно продвигались вперед, пядь за пядью сокращая расстояние до рядов гундерийцев. Еще немного - последний рывок, и вот уже зазвучали трубы, оставшиеся в живых пехотинцы рассыпались в стороны, и конница выплеснулась вперед.

Но нет, - и это было бесполезно: их стальная река вновь утонула в тучах свистящей смерти. Стрелы, длинные, как дротики, находили каждую щель в их панцирях. Жеребцы, с трудом взбирающиеся по каменным торосам, опрокидывались на спины, увлекая за собой всадников. Стальные фигуры устлали землю. Атака захлебнулась и схлынула назад.

Амальрик был в ярости - все это нападение на занявшего столь удачную позицию противника было безумием. Но ему ничего не оставалось делать. Он перестроил ряды. Сам Тараскуз рвался встать во главе своих рыцарей, в ярости размахивая мечом, но руководство армией взял полностью барон Тор. Он проклинал все и вся, видя неподвижный лес копий за спинами гундерийцев, и молил бога, чтобы его отход выманил акулонскую конницу, которая, спустившись вниз, станет легкой добычей его арбалетчиков, а потом и самой немедийской конницы. Но противник даже не дрогнул. Немедийские рыцари выхватывали из рук снующих между рекой и полем битвы слуг бурдюки с водой и, снимая шлемы, обливали ею свои потные головы. Лежавшие тут и там раненые беспомощно просили пить. Зато оборонявшиеся, которых снабжал водой бьющий в горной части долины источник, казалось, совершенно не испытывают жажды, несмотря на горячий весенний ветер.

- 118

Ксалтотун, стоя на высоком каменном обрыве у Королевского Алтаря, бесстрастно следил за бушующими внизу стальными волнами. Вот с поднятыми копьями и развевающимися перьями в атаку вновь пошли рыцари. Они преодолели было ливень стрел... но разбились, как штормовая волна, о стену пик и копий неприятеля. Над шлемами поднимались мечи и топоры, но пики гундерийцев безжалостно сбрасывали всадников на землю и калечили коней. Они стояли, как неприступная стена. Их былая военная слава вновь получала свое подтверждение. Это была самая стойкая пехота на свете, и по традиции дух их оставался несокрушимым. Ряды их были, все равно что скала, а за их спинами развевался штандарт с золотым акулонским львом. И среди них, на самом острие стального клина, как ураган, дрался огромного роста атлет в черных доспехах, чей окровавленный топор крушил с одинаковой легкостью и кости, и железо.

Но и немедийцам было не занимать упорства и отваги, хотя им так и не удавалось сломить железный клин. Кроме того, стрелы, летящие со скал, целыми десятками косили их плотные ряды. От их собственных арбалетчиков не было никакого прока, а пехотинцы не могли взобраться на крутые склоны, чтобы навязать боссонским лучникам ближний бой. Снова и снова накатывались и отступали рыцари, и много коней уже металось в хаосе битвы с пустыми седлами. Гундерийцы не отступали - они молча смыкали ряды, заполняя бреши на месте своих павших товарищей. Глаза им заливал соленый пот, но они крепко сжимали пики и копья, воодушевленные тем, что сам король сражается в их рядах. А за их спинами, все еще неподвижные и безмолвные, стояли акулонские рыцари.

* * *

Пришпоривая покрытого пеной коня, на Королевский Алтарь въехал рыцарь и, взглянув на Ксалтотуна полными отчаянья глазами, прохрипел:

- Амальрик приказал мне передать вам, что пришло время вашей магии. Мы гибнем там, в долине, как мухи. Самим нам не опрокинуть противника!

Облик Ксалтотуна, казалось, стал еще загадочнее и значительнее.

- Возвращайся к Амальрику, - ответил он. - Скажи ему, чтобы построил войска для атаки и ждал моего сигнала. И вот тогда он увидит то, что запомнится ему до конца его дней!

Словно против своей воли, рыцарь отдал ему честь и, рискуя сломать себе шею, погнал коня вниз по склону.

Стоя рядом с жертвенным камнем, чернокнижник окинул взглядом долину, лежащих тут и там убитых и раненых, забрызганный кровью акулонский корпус и напротив него - перестраивающиеся порядки немедийцев. Глаза его вознеслись к небу, а потом опустились на дрожавшую на холодном темном камне связанную побледневшую девушку. И, занеся над ее головой стилет, рукоять которого украшали древние письмена, он громким голосом начал заклятие:

- Услышьте меня, боги тьмы, скрытые мраком властители ночи! Кровью этой женщины и семикратным символом власти я вызываю ваших сынов из черных глубин земли! Дети черных и красных бездн - проснитесь и тряхните своими тяжелыми гривами! Пусть пошатнутся горы и рухнут скалы на моих врагов! Пусть потемнеют над ними небеса и задрожит земля под их ногами! Да повеет из сердца черной земли ветер, спутает им ноги, разорвет и иссушит их тела!..