Галина Бахмайер - Отпуск в тридевятом царстве

Он почти не помнил своей матери. В памяти остался только смутный образ всегда нарядной, благоухающей дамы, редкие ласки которой были для него неразрывно связаны с тоскливыми слезами, потому что потом она опять надолго исчезала — и так постоянно. Став старше, мальчик начал понимать, что мать никогда не любила отца. Красавица-жена была для барона предметом гордости, дорого купленным и еще дороже обходившимся. Родив наследника, баронесса сочла свой долг выполненным и стала открыто избегать мужа, месяцами пропадая в Анклау на бесконечных придворных увеселениях, пока барон занимался делами поместья в Норвунде. Увозить ее домой хоть на пару дней приходилось чуть ли не силой. Про леди Рианэн Олквин ходило множество сплетен, порой самых невероятных, и барону часто приходилось отстаивать честь семьи, наказывая мнимых обидчиков. Мнимых — потому что ни один слух никто точно не подтвердил. В конце концов, большинство этих сплетен порождалось обычной завистью. А леди Рианэн не собиралась ни перед кем оправдываться. После особенно скандальной истории барон с боем забрал жену из Анклау и надолго запер ее дома. Именно тогда родился Бенвор.

Трудно сказать точно, любила ли мать Ланайона. Наверное, да, ведь все матери любят своих детей. Уж на что Веанрис не терпит возни с малышами, но и она не находит себе места, если кто-то из них приболеет. Но Бенвор никогда не видел, чтобы мама обнимала или целовала его старшего брата. Рианэн была холодна и неприступна даже со своими родными. Нет, она не отталкивала Ланайона, но он сам рано научился сторониться ее, и лишь маленький Бенвор льнул к матери с тем упорством, какое бывает только у несмышленых детей.

После разделения королевства двор переехал в Норвунд. Барон стал часто бывать во дворце, и светское общество вспомнило про бывшую первую красавицу. Леди Рианэн вновь появилась при дворе и стала первой. Ее опять неделями не бывало дома, но до новой столицы было рукой подать, и барон немного успокоился.

Бенвору было шесть лет, когда Рианэн однажды привезли домой на носилках. Мальчику не позволили входить в ее спальню, но он успел услышать, как мать громко стонет. Вызванный отцом важный лекарь пробыл у нее совсем недолго. Его вывод был однозначным и безутешным — баронессу отравили. Помочь ей было невозможно. Промучившись ночь и весь следующий день, красавица Рианэн тихо скончалась.

— Ей было столько же, сколько вам сейчас, — прошептал капитан и умолк, уткнувшись лицом в колени Джелайны. Женщина долго молчала, гладя его по голове.

— Кажется, теперь я понимаю, почему отец отослал вас воспитываться в монастырь, — наконец, вымолвила она. — Вы все время напоминали ему об утрате.

— Возможно, — согласился Бенвор. — Но скорее всего, я был напоминанием о непрерывной войне, в которой он так и не смог победить. Я не плод любви, а результат укрощения непокорной жены.

Начал моросить дождь, и они перебрались в башню.

— Красота — это проклятие, — убежденно заявил юноша. — Еще никому она не приносила счастья.

— Надо же, — мрачно усмехнулась Джелайна. — А я всю жизнь считала наоборот.

— Нет, леди. Не знаю, как в вашем мире, но здесь куда лучше быть незаметным. Как вы.

— Мне всегда казалось, что красивые люди гораздо удачливее. Они располагают к себе, их подсознательно считают достойными доверия…

— Все может быть, — кивнул Олквин. — Наверное, в будущем многие вещи изменятся. Но, насколько я понял из ваших рассказов, зависть и зло вечны во все времена.

— Ну, по крайней мере, травить в мое время завистник не рискнул бы. У нас такое преступление легко раскрывается. И вылечить отравленного человека почти всегда удается. Главное — не опоздать.

— Да, у вас там хорошо, — вздохнул Бенвор. — Жаль, мне не суждено увидеть этот благословенный, счастливый мир.

Джелайна скептически хмыкнула и открыла было рот, собравшись что-то возразить, но промолчала. Олквин был признателен ей за это. Несбыточное и должно казаться идеальным, иначе какой смысл мечтать?

За ночь первый шок прошел, обиды братьев друг на друга улеглись, и ситуация предстала во всей своей ужасающей безысходности. Утром Ланайон добился аудиенции у принца в попытке хоть что-то исправить, но вместо этого окончательно удостоверился в том, что Майрон настроен предвзято и глух к любым доводам. Барону дали понять: если дипломаты откажутся ехать в Анклау, это будет воспринято, как сговор с врагами и саботаж мирного договора, что приравнивается к государственной измене, карающейся смертью на плахе. Посоветовавшись между собой, участники посольства решили все же покориться судьбе и поехать. Надежды на то, что бангийские наемники пощадят мирных парламентеров, было немногим, но больше. Если бы не отправляемый с ними инспектор приграничных гарнизонов, которого соседи уже давно люто ненавидели, дипломатическая миссия могла бы даже удаться.

Когда барон вернулся домой, его поджидала еще одна плохая новость. Герцог Вэйнборнский официально известил их, что разрывает помолвку.

— Неужели Гонте поверил сплетням? — огорченно заявила Веанрис.

— Это здесь не при чем, — мрачно ответил Ланайон. — Он вовсе не глуп, и тоже понял, что у Бенвора почти нет шансов вернуться из поездки. Будь Рунхис здоров, он бы сделал вид, что ни о чем таком не слышал. Но время его поджимает, а свадьбу из-за сплетен все равно пришлось бы передвинуть. Скорее всего, он сегодня же пошлет приглашение другому претенденту.

— Леаншен тоже жаль, — грустно заметила баронесса. — Она уже успела влюбиться, а теперь ее выдадут за другого. Господи, сколько же еще людей станут несчастными из-за этой вашей проклятой политики?!

Впрочем, Бенвор на последнюю новость едва обратил внимание. До герцогини ли теперь? Капитана не оставляло жуткое чувство, что вся их налаженная жизнь катится в пропасть. Как будто страшная, неодолимая сила, вроде огромной волны, подхватила его с братом и тащит, сметая на своем пути все, чего они добились за эти годы. Изредка на юношу накатывало безотчетное состояние тревожного отчаяния и, безошибочно определив его источник, он теперь ни на минуту не отпускал от себя Джелайну. Его уже не волновало, что подумают окружающие, заметив, что он все время держит ее за руку. Так было легче, спокойнее. Женщина тоже осунулась за ночь, но ее присутствие помогало пересиливать сдавившее сердце предчувствие неотвратимой беды.

— Я подвел вас, леди, — виновато говорил Олквин. — Обещал помощь, защиту, а сам… Даже жениться так и не успел. Кто теперь будет о вас заботиться? Если что, оставайтесь с Веанрис и детьми. Им тоже понадобится поддержка.

— Могли бы и не напоминать, — упрекнула его она. — Это же ваша семья.