Семиен Слепынин - Второе пришествие

Нахмурившись и опустив голову, Иисус заспешил к правительственным зданиям.

Настроение Бога снова поднялось, когда увидел, с какими почестями встречают его у ворот. Двое нарядных часовых, стоявших друг против друга, звонко щелкнули каблуками, картинно повернулись лицом к подходившему Иисусу. Затем каждый, еще раз стукнув каблуками, сделал шаг в сторону, пропуская гостя к огромной арке ворот. За ними виднелась широкая аллея и главный вход во дворец.

Решетчатые створки ворот разошлись, и к Богу, четко печатая парадный шаг, подошел еще более нарядный офицер. Козырнув, он вежливо осведомился:

— К кому желаете? К премьер-министру?

— К президенту, — сказал Иисус и, кивнув головой, добавил: — Только, пожалуйста, без репортеров.

Офицер взял трубку видеотелефона, висевшего в нише арки, с кем-то переговорил и повернулся к Иисусу.

— Следуйте за мной. Президент готов принять вас.

И вот Бог у президента Итальянской республики Луиджи Мелини — одного из самых уважаемых политических деятелей Европы.

В просторном светлом кабинете Иисус увидел овальный стол и за ним сухощавого человека с настолько густой шевелюрой седых волос, что на голове, казалось, сидело белое облако. Загорелый почти до черноты, хозяин кабинета выглядел в своем светло-сером костюме, как негатив.

“Лет семьдесят, не меньше, — отметил Иисус. — Однако какой он… молодой!”

Глаза хозяина кабинета и в самом деле светились необычайно молодо и весело.

Президент встал, бодрым шагом человека, привыкшего к длительным пешим прогулкам, подошел к гостю и крепко пожал протянутую руку. В его энергичных, юношески живых движениях и жестах, во всем его поведении Иисус не заметил и намека на смятение или робость. Однако не было и малейшего признака наигранного панибратства. Это было искреннее дружеское расположение, которое Иисус сразу почувствовал и оценил.

— Очень рад, — президент улыбнулся, и глубокие морщинки веером собрались вокруг его глаз. — Мне казалось, что вы не очень жалуете сильных мира сего. Предпочитаете являться народу, массам. Так?

— Да, это так, — охотно согласился Иисус. — Но после недоразумения с теми полицейскими…

— Да, да! — живо подхватил президент. — Скандальнейший случай. И вы пришли ко мне, чтобы, так сказать, узаконить свое положение в стране? Правильно. У нас подобных случаев не будет. Я позабочусь. Нам не нужны малолетние полицейские.

Хозяин кабинета рассмеялся так весело и заразительно, что гость не удержался от ответной улыбки. “Какой приятный человек”, — отметил Иисус, с удовольствием глядя, как вокруг глаз президента снова образовались веера добродушных морщинок.

— А ловко вы тогда превратили сорокалетних верзил в ребятишек. Говорят, они сейчас примерно ведут себя и готовятся осенью ходить в школу. Как вам удалось их? А?

Хозяин с дружелюбным любопытством взглянул в глаза гостю. Тот смущенно пожал плечами.

— Понимаю. Недоступная смертным тайна? Так? А чтобы докопаться до этой тайны, ученые готовы вас чуть ли не анатомировать. Шучу, шучу, — поспешил президент, заметив, что при слове “ученые” лицо посетителя исказилось, как от зубной боли. — Шучу. Они не такие уж изверги.

Жестом руки президент показал на кресло около стола.

— Присаживайтесь, синьор… Э-э… Извините, как вас именовать? Синьор…

— Иисус, — подсказал гость и сел в кресло.

— Хорошо, пусть будет синьор Иисус, — по лицу Луиджи Мелини скользнула мягкая, необидная улыбка. Усевшись по другую сторону стола, он продолжал: — Почему бы вам, синьор Иисус, и в самом деле не показаться ученым. Например, биологам и медикам.

Предложение “показаться” ученым, да к тому же медикам (может быть, даже психиатрам!), так подействовало на самолюбие Бога, так покоробило, что нижняя губа его вздрогнула и затрепетала.

— Уж не хотите ли… Не хотите ли сказать, что я не в себе? Так сказать, свихнувшийся мутант?

— Что вы, синьор Иисус! — вскочив на ноги, воскликнул президент.

Понимая, что допустил оплошность по отношению к чрезмерно обидчивому гостю, он сконфуженно засуетился, несколько раз прошелся вокруг стола. Затем, ласково и совершенно безбоязненно коснувшись плеча Бога, произнес:

— Извините, синьор Иисус. И как вы могли подумать такое?

“Скверный, однако, у меня характер, — кисло отметил про себя Иисус. — Я смутил и обидел такого приятного человека”.

Луиджи Мелини сел за стол.

— И как вы могли подумать такое? — продолжал он. — Я хотел лишь сказать, чтобы вы вошли в контакт…

Президент на секунду задумался, подыскивая вместо слова “ученые” другое, которое не так бы резало слух гостя.

— Чтобы вы подружились с людьми, познающими природный мир, — нашелся он. — В конце концов дадут же они когда-нибудь объяснение вашим чудесам.

— Какое объяснение? Материалистическое?

— Разумеется, — удивился президент. — Какое же еще? Ах, да! Извините. Забыл, что имею дело с представителем, так сказать…

— Трансценденции, — подсказал гость. — Овеществленным представителем нематериальной сущности, которую ваши люди, изучающие природный мир, — Иисус саркастически усмехнулся, — объявили несуществующей. Между тем это недоступное чувствам и научному познанию небытие есть высшее бытие, фундаментальная основа изменчивого, преходящего физического мира.

— Нечто подобное я уже слышал раньше, — проговорил хозяин кабинета. — Философская традиция, утверждающая приоритет духовного бытия, идет еще от Платона. Она, как ни странно, сильна и в наше время. Сам я не верю в вашу божественную трансценденцию. И если вы пришли в нашу страну вести религиозную пропаганду, то не могу сочувствовать вам.

— Запрет? — губы Иисуса вздрогнули.

— Нет, нет! Ни в коем случае. В этом отношении вы имеете полную свободу, как и любой гражданин, — поспешил президент успокоить гостя и с добродушной усмешкой продолжал: — К тому же, насколько понимаю, для Бога не существует запретов.

— Но я пришел вести не религиозную пропаганду. Жаль, что вы упрощенно понимаете мою миссию.

— Тогда не пойму, в чем цель вашего прихода. Нет, не ко мне, а вообще, — президент улыбнулся. — Цель, так сказать, вашего второго пришествия.

Иисус заговорил о том, что человечество подошло к роковой грани, когда оно или утратит свои высокие духовные качества, или создаст царство божье на Земле — тот самый “Золотой век”, о котором давно мечтало. Могущество науки и техники — вот та роковая грань.

— Как я заметил к своему прискорбию, научно-технический прогресс сопровождается механизацией и выхолащиванием внутренней жизни человека, утратой им высоких нравственный целей.

— Правильно заметили, — поддержал президент, с возрастающим любопытством поглядывая на гостя.