Джонатан Летем - Пистолет с музыкой

— Моргенлендер назвал это шантажом. У вас было что-то против Стенханта?

— Сугубо личное дело. Моя сестра работала на него, и он сломал ей жизнь. Я хотел, чтобы он знал, как я к этому отношусь.

— Подробнее.

— У нее от него ребенок. То есть башкунчик. Это просто маленькое чудовище…

— Башкунчики — все чудовища, — сказал я, и тут до меня дошло. — Скажите, вашу сестру зовут Пэнси Гринлиф?

Похоже, это заставило Энгьюина отнестись ко мне с большим уважением. Он подался вперед так, что на его лицо упал свет.

— Да, — сказал он. — Вы, наверное, уже говорили с ней.

— Нет, но надо бы. Поговорю завтра, если смогу. Рассказывайте дальше.

— Теперь я уже не так уверен, — произнес он. — Мне кажется, он обрюхатил мою сестру и платит ей за молчание.

— Если судить по ее дому, не такая плохая сделка, — заметил я.

— Вы не понимаете. До моего отъезда из Лос-Анджелеса у нее была хоть какая-то своя жизнь. А теперь она скрытная. Боится сказать мне, в чем дело. Стенхант обращался с ней как с куклой какой-то.

— И вы решили оборвать нити, — предположил я, — или хотя бы подзаработать.

— Давайте, Меткалф, давайте! Можете издеваться и дальше. Весьма признателен.

— Сами хороши. Продолжайте, Энгьюин. Не очень-то приглядная получится история даже с тем немногим, что мне известно. Моргенлендер заподозрил в вас шантажиста, а доктор Тестафер показал инквизиторам ваше имя в книге записей на прием, и оно там встречается не раз. Так что вам от Стенханта далеко не уйти.

Он, как школьник, положил руки на стол перед собой.

— Сначала я его и в самом деле хотел убить. Я пошел к нему, я его обзывал, я угрожал, я пытался вызвать хоть какую-то реакцию, — его руки дернулись так, что я понял: это не пустые слова. — Но он и не пробовал защищаться. Он скрывал что-то, это точно, и чуть ли не силой заставил меня взять деньги.

— О’кей, потише. Так, значит, вы с ним пришли к своего рода компромиссу: обменяли ярость на кошелек.

— Еще он пытался запугать меня: говорил, что я впутался в это больше, чем думаю, и предлагал уйти. Он увидел, что я поубавил пыл, и предложил мне деньги, а я их взял. Для него это ерунда, а для меня — нет.

— Он просто ввел вас в семью. Как еще одну куклу.

— Идите к черту.

Я улыбнулся.

— Откуда вы такой взялись, Энгьюин? Где вы учились играть простачка? Да над вами грех не издеваться.

Вопросы — вообще неприятная штука, а этот к тому же звучал как оскорбление, поэтому я даже удивился, когда он уловил суть вопроса и ответил прямо. Хотя в его положении можно уже ничего не бояться.

— Я приехал сюда из Эл-Эй, — почти спокойно ответил он. — Я шесть лет прослужил в армии. Пытался дослужиться до звания, но мне надоели военные инквизиторы. Насколько я понял, все, что они хотят, — это чтобы кто-то чистил им сортиры. Вот я и уволился — с избытком кармы и без гроша в кармане. Тогда я и решил проведать сестру.

— Где вы остановились?

— Сначала у приятеля в Пало-Альто, потом на несколько дней у сестры — пока туда не въехала Челеста Стенхант. Теперь вот нигде. — Он повернул руку ладонью вверх, как бы демонстрируя это. — Моргенлендер дал мне понять, чтобы я и близко не подходил к дому на Кренберри-стрит. Я пару раз переночевал в ночлежке, но они пускают только с минимальным запасом кармы, так что теперь мне туда нет ходу.

Я начал проникаться к нему жалостью; впрочем, ничего удивительного. Со мной так всегда бывает, когда я сталкиваюсь с человеком в еще более отчаянном положении, чем я. В подобных ситуациях мои реакции не сложнее, чем у кобелей Павлова.

Где-то в глубине бара официантка посмотрела на свою схему и сообразила наконец, что мы здесь. Склонившись над столом, она спросила, что нам нужно. Я заказал стопку текилы и попросил принести зеркальце. Энгьюин только помотал головой, и официантка ушла.

Тут меня осенило.

— Ведь вы платите мне деньгами Стенханта, так?

Он помолчал немного, потом решился.

— Ага. Вы, наверно, теперь вернете их мне и снова предложите забыть все?

— Нет, — сказал я. — Просто мне это представляется забавным. Мы оба питались из одного источника, только теперь он иссяк. — Я похлопал по карману. — Это все?

— Почти.

Вернулась официантка. Она поставила на стол питье и положила рядом маленькое зеркальце неправильной формы и пластмассовую соломинку для нюханья с выгравированными на ней названием и телефоном отеля. Я заплатил двадцатку и, расстегнув кошелек, вынул из него пакетик с зельем. Измельчая порошок ножиком, я поднял глаза и увидел, что Энгьюин наблюдает за мной.

— Вы не нюхаете?

— Нет.

— Армия отучила?

— Нет. Я и не начинал.

Я испытал еще один приступ жалости к пареньку, но это быстро прошло.

— Забавный из вас шантажист, Энгьюин. Стенхант злоупотреблял Забывателем, и еще как злоупотреблял. Так что идти к нему с угрозами, не зная, что он помнит на момент разговора, а чего не помнит, чертовски глупо. Вполне возможно, он даже не сообразил, кто такая ваша сестра.

Я нагнулся и нюхнул через пластмассовую трубочку, потом откинулся назад, давая зелью стечь по носоглотке. Нанюхавшись, я вытер зеркальце рукавом и спрятал фирменную соломинку в карман. Должно быть, Энгьюин все это время готовил речь, и, когда он заговорил, я с удивлением услышал следующее:

— Это изощренный вариант понятия «добрый фараон — злой фараон», — заявил он.

— Что-что?

— Вовсе вы не на меня работаете. Вы просто инквизиторская приманка. Вы следите за мной и выпытываете у меня все. Вы играете на моем страхе перед ними, но разницы между вами нет. — Он хихикнул. — Это все просто игра. Они отобрали у меня карму, вы — деньги, вот игре и конец. Вам нравится казаться независимым циником, словно вы больше, чем шестеренка в механизме, но это только поза и ничего больше. — В его голосе проскальзывали истерические нотки, словно он пытался сам себя убедить. — Вы живете и работаете под их крылышком, иначе они бы вас прихлопнули.

— А вот и нет, Энгьюин. Все куда как сложнее.

— Угу. Это уж точно, — кивнул он. — Расскажите как.

У него был вид кролика, которого так напугали, что он разъярился.

— Во-первых, я ни за что не взялся бы за ваше дело, не верь я вам с самого начала. Инквизиторы всегда выбирают путь попроще, порой в ущерб истине — вот одна из причин, почему я ушел в частную практику. Вы правы, усматривая в моих отношениях с ними некоторый симбиоз, но уж разыграть «доброго фараона — злого фараона» они смогли бы и без моей помощи. Я сам долго думал, почему я ушел из Отдела, и это слишком сложно объяснить — уж во всяком случае, не сейчас.

Как я и предупреждал вас с самого начала, вы не покупаете себе нового лучшего друга. Да, я работаю на вас, но вы мне не начальник, поскольку я лучше знаю, как действовать. Если я огорчу вас — что ж, дверь морозильника открыта. Вступительный взнос вы уже заплатили. Я давно усвоил, что моя работа заключается в раскрытии тайн, которые люди хранят от самих себя так же крепко, как от других.