Джонатан Летем - Пистолет с музыкой

— Верно. Почему бы вам не подъехать ко мне в офис. Я подожду.

— Нет. Я не хочу напороться на инквизиторов. Приезжайте сами.

— Я уверен, что инквизиторы и так знают, где вы, — спокойно возразил я. — Вы под колпаком.

— Нет. Не думаю. Мне кажется, я оторвался от хвоста. Я в баре отеля «Вистамонт».

— Ладно, — сказал я. — Ждите там, — и повесил трубку.

Я наклонился и втянул порошок ноздрей, завернул остаток сандвича в бумагу и кинул в мусорную корзину. Потом посмотрел последний раз на холмы в лучах заката, опустил жалюзи и спустился к машине.

У ближайшего киоска я притормозил и купил у старой козы-киоскерши вечерний выпуск «Окленд Фотогрэфик». Печатное слово уже давным-давно сдавало позиции, но полностью исчезло только год назад, когда его запретили. Вот такие дела. Я припарковал машину и просмотрел газету. Обычные фото без подписей, наглядно демонстрирующие деловую активность властей: президент, пожимающий руку верховному Инквизитору, конгрессмены, пожимающие руки делегациям избирателей, губернатор, пожимающий руку рекордсмену кармы этого месяца… Я поискал местную хронику и обнаружил несколько снимков номера, в котором убили Стенханта — силуэт, обведенный мелом на ковре, красные пятна на постельном белье. Кроме этого, имелись фотографии инквизиторов, показывавших кровавые отпечатки ладони на шторе, и фотографии тела под белой простыней в момент погрузки в машину. Это напомнило мне стандартные фотографии лишившихся кармы в момент укладки в морозильную камеру хранения на неопределенный срок. На мой взгляд, разница не так уж и велика.

Последняя фотография показывала инквизитора Моргенлендера, обращавшегося к кому-то вне кадра. За его спиной, по обыкновению стиснув зубы, виднелся инквизитор Корнфельд. В общем, доблестные инквизиторы за работой на страже общественного порядка. Чертовски упрощенный взгляд: убийство не случается ни с того ни с сего — как, скажем, отрыжка. Убийство венчает цепочку взаимосвязанных событий, а последствия оного протягивают щупальца в будущее, так что обычными инквизиторскими методами не справиться. Я обдумал все это и усмехнулся своим мыслям. Убийство как распродажа. Убийство как учебное упражнение. Да что угодно, как то будет угодно нашей доблестной Инквизиции.

Я кинул газету на пассажирское сиденье и направил машину в холмы. Эшби-авеню была в этот час тиха и живописна, и я еще раз перебрал в памяти события дня — вдруг придет свежая мысль. Мысль не приходила. Видимо, Приниматель уже растворился в крови и притупил эмоции. Возможно, мне стоило лучше послушать радио.

Отель «Вистамонт» был из дорогих — не чета той дыре, где Стенхант имел несчастье закончить свою жизнь. Случись здесь убийство, кровь с пола вытрут вместе с отпечатками пальцев, а труп перенесут в менее престижное место задолго до прихода инквизиторов. Как знать, может так было и со Стенхантом. Именно в таких местах, как «Вистамонт», останавливаются денежные мешки, которым хочется похвастаться, что они побывали в Окленде, но при этом не запачкать подошвы. Отель был огромен и похож на лабиринт, и в нем вполне хватало ресторанов и прочих заведений, чтобы у вас не возникало желания выглядывать в большой гадкий мир за стенами.

Я оставил машину на стоянке и вышел, зажав газету под мышкой. Я надеялся, что это поможет спровоцировать виновного на откровенность вне зависимости от того, видел он это раньше или нет. Одного вида этих фотографий хватит, чтобы выбить Энгьюина из колеи, а мне позарез необходимо признание. Уж чем-чем, а избытком тактичности я никогда не отличался.

Я замешкался под оценивающим взглядом швейцара — пожилого негра, видимо, одного из последних на подобной работе. В наши дни этим занимаются по большей части обращенные животные, но «Вистамонт», судя по всему, гордился старыми дурацкими традициями, и негр являлся одной из них. Он одарил меня широкой улыбкой и распахнул дверь, а я приподнял шляпу.

В баре царил полумрак, из которого белыми льдинами выплывали столики. Последнее время в архитектуре интерьеров появилась мода создавать у человека иллюзию общения, оставляя его при этом на деле в уютном одиночестве, и бар «Вистамонта» мог служить эталоном подобного подхода. Я шагнул в темноту и начал оглядываться в поисках Энгьюина. Ничего не скажешь, он нашел-таки неплохое убежище. Я обнаружил его у дальней стены во вращающемся кресле за столиком, рассчитанным на двоих. Я уселся напротив, спиной к стене. Кресло было обтянуто бархатом, и я утонул в нем.

— Не очень-то вы спешили, — поднял глаза Энгьюин. Его лицо чуть заострилось, отвердело: он начал свыкаться с жестокой реальностью существования без спасительной оболочки нескольких единиц кармы на магнитной полоске карточки.

— Вы пока не оплачиваете мое время, — заметил я.

— А вы предпочитаете деловые отношения, Меткалф? — фыркнул Энгьюин.

Он сунул руку в карман, вытащил конверт и бросил на стол между нами. Я взял конверт. Там лежало тысяча четыреста долларов.

— За сегодня и завтра, — сказал он, удостоверившись, что я сосчитал деньги.

— Сегодня за мой счет. Пусть это будет аванс за пятницу. — Я убрал купюры в бумажник и положил пустой конверт на стол. Адреса я в темноте прочитать все равно не мог, но иметь при себе что угодно, связывавшее меня с Энгьюином, было бы рискованно.

— Звучит оптимистично, — мрачно вздохнул он.

— Что именно?

— То, что вы надеетесь иметь работу еще и в пятницу.

— Если честно, мне не понятно, почему инквизиторы вас еще не заморозили. Впрочем, то, что мы с вами беседуем сейчас, уже внушает оптимизм. Моргенлендер раздражен: у него никак не выстраивается цельная картина, и это его бесит.

— Со мной он держался очень уверенно.

— Не будьте дураком, Энгьюин. Просто вы не привыкли иметь дело с инквизиторами. Моргенлендер — исполнитель. Это дело попало в прессу. На него оказывается давление, чтобы он закруглялся побыстрее, но он должен довести расследование до конца или по крайней мере помешать увести его в сторону.

— Не понимаю.

— Я тоже, но надеюсь понять. — Я махнул официантке, но привлечь ее внимание оказалось не легче, чем подавать знаки вертолету, сидя на дне лисьей норы. — Я узнаю, кто и почему убил Стенханта. И если это ваших рук дело, лучше заберите эти деньги обратно и потратьте их на порошок или на девочек, да побыстрее, поскольку покрывать вас я не намерен.

— Я невиновен.

Я шмякнул газетой об стол, но в темноте эффект получился явно не тот.

— Что они на вас имеют?

Последовало молчание. Я вглядывался Энгьюину в лицо, но оно ничего не выражало.

— Я ему угрожал, — выдавил он наконец. — У них есть мое письмо. Но они не так поняли…