Олег Бажанов - Времени нет

— Верите?

— Да. Он сам побывал, можно сказать, на том свете. Посудите сами: успешный бизнесмен, прикоснувшись к этому материалу, вдруг чувствует возросший интерес к себе и к своему бизнесу со стороны спецслужб. Затем переживает покушение, чуть не лишившее его жизни. При взрыве автомобиля у него на глазах погибают жена и дочь. На него заводят уголовное дело по обвинению в убийстве близких людей. Чудом ему удаётся избежать тюрьмы и приехать к нам. Человек очень интересный, любящий и Россию, и Японию и уважающий наши традиции. Вы скоро с ним познакомитесь. А материал я сам для вас подготовил. Он в этой папке. Почитайте на досуге. Перевод там же.

Ошива положил папку на тумбочку перед кроватью.

— Сегодня почитаю, — пообещал учёный, лишь мельком взглянув на документы. Ошива, кивнув головой, направился к выходу.

— Да, теперь у вас есть персональная охрана, — задержался он в дверях. — Двое профессионалов при вас будут находиться круглосуточно. Ребята кое-чему обучены. Вот, познакомьтесь.

Чиновник жестом позвал охранников, и в палату вошли два рослых крепыша в одинаковых костюмах при галстуках. Учтиво поприветствовав больного лёгким поклоном, они холодными, ничего не выражающими глазами уставились на своего подопечного.

— Ну идите, работайте, — распорядился Ошива, и крепыши послушно вышли за дверь.

— Зачем они мне? — Хокимару даже не пытался скрыть своего раздражения. — От «сюрпризов», подобных вчерашнему, такая охрана не защитит.

— Бережёного Бог бережёт! Так говорят русские, — многозначительно улыбнулся Ошива и скрылся за дверью.

После ухода чиновника Хокимару позволил себе немного полежать с закрытыми глазами. Потом взглянул на часы: до прихода жены ещё оставалось время. Учёный протянул руку и достал с тумбочки документы. В лёгкой из композитного материала папке оказались два отделения, разделённые прозрачной плёнкой. В первом — пара десятков ровных белых стандартных листов с печатным текстом на русском языке. То, что это именно русский, Хокимару догадался сразу, потому что приходилось часто работать с научными журналами из России, а несколько лет назад он в составе научной делегации побывал в Москве.

Во втором отделении папки находился перевод на японский язык. Пролистав текст перевода, Хокимару начал читать с самого начала и понял, что это и есть выписка из рукописи, о которой говорил Ошива.

«…В почтовом ящике я обнаружил телеграмму со странным содержанием. В ней сообщалось, что мой армейский товарищ Андрей, с которым мы не виделись уже десять лет, умер. Внизу стояла дата похорон. Подписал телеграмму настоятель мужского монастыря. И всё.

Странно. Почти десять лет назад я потерял своего друга из виду. Знал только, что он развёлся с женой, оставив ей квартиру, и завербовался куда-то на север. С тех пор больше я о нём не слышал. Братьев и сестёр у него не было, отца он не знал, а мать к тому времени уже давно покоилась в земле.

После скандального развода с женой и отъезда письма от Андрея на мой адрес не приходили. И вдруг — эта телеграмма. Да ещё из монастыря!

Весь вечер меня терзала мысль: ехать на похороны или нет? Жена отговаривала: стояла зима, а неблизкий путь лежал на север. Да ещё завтра мне было необходимо показаться на работе. Но если не выехать утренним поездом, то я опаздывал к дате похорон. Ночью я не спал — взвешивал все «за» и «против». Утром принял твёрдое решение — ехать, точнее, лететь самолётом.

Днём я выпросил у шефа короткий отпуск, взяв несколько дней за свой счёт, купил билет Аэрофлота на следующий день прямо до места.

Вечер ушёл на сборы. В городе, где находился монастырь, мне предстояло побывать впервые.

Всю следующую ночь я думал о друге. С самого детства мы были с ним неразлучны. Вместе росли, вместе окончили школу. Вместе попали в армию в один мотострелковый взвод. Вместе прошли Афган. Повезло — вернулись тоже вместе. Потом гражданская жизнь разбросала нас по разным городам. Но мы продолжали иногда встречаться, частенько перезванивались.

Он приехал ко мне на свадьбу, потом на рождение сына. Мы вместе с женой ездили на его бракосочетание.

Семейная жизнь у Андрея как-то сразу не заладилась. В тот сложный для него период он часто звонил, советовался насчёт вербовки в газодобывающую компанию в северной Сибири. Потом пропал: ни писем, ни звонков. Но при чём тут монастырь? И он, и я никогда не относились к числу, если говорить мягко, очень верующих. Может, в его жизни произошло что-то особенное, из ряда вон выходящее? Хотя мой товарищ был из таких, что никогда не давали себя в обиду, но и зря на рожон тоже не лез. Что же могло произойти? Этот вопрос мучил меня всю дорогу до места назначения.

Как и должно было случиться по закону невезения, мой рейс задержался из-за неблагоприятных метеоусловий. На похороны я опоздал.

Несмотря на холодный пронизывающий ветер, один из монахов согласился проводить меня до монастырского погоста. Но нужная нам могила почему-то оказалась на отшибе вне кладбищенской ограды. На мой вопрос сопровождавший меня монах ответил:

— Наш брат совершил святотатство. Руки на себя наложил. Хотели даже не отпевать его. Но настоятель провёл обряд.

Не чувствуя ничего кроме пробирающего до костей холода, я стоял у свеженасыпанного чёрного земляного холма с безымянным деревянным крестом и не верил, что здесь лежит мой друг детства и боевой товарищ Андрей. Всё происходящее очень не вязалось с тем, как он относился к жизни. Может, всё-таки ошибка? Я достал из нагрудного кармана пальто фотографию и, повернувшись спиной к ветру, показал стоящему рядом монаху. Тот, щурясь от бьющих в лицо редких снежинок, уверенно закивал головой:

— Он. Андрей. В монашестве — Макарий. Только волосы длиннее и худой он был.

Ничего не понимая, я вернулся в монастырь с огромным желанием переговорить с отцомнастоятелем. Но оказалось, что там меня ждали совсем другие люди.

Из стоящей у монастырских ворот чёрной «Волги» с милицейскими номерами вышел мужчина в тёмном пальто, пригласил в машину и пояснил:

— Не волнуйтесь, мы только зададим вам несколько интересующих нас вопросов и привезём обратно.

«История становится скверной», — подумал я, вопреки своему желанию усаживаясь на заднее сиденье милицейской «Волги». Ехать не хотелось, потому что ничего хорошего от этой поездки я не мог ожидать.

В старом здании отделения милиции меня провели в кабинет начальника, где другой человек в тёмном гражданском костюме начал расспрашивать меня об Андрее. Я не понимал причины такого интереса к персоне моего умершего друга, но на вопросы старался отвечать подробно, вспоминая каждую мелочь с самого детства. Беседа затянулась на пару часов. Мужчина в чёрном костюме записывал всё на диктофон. Когда я всё же спросил, чем вызван такой повышенный интерес со стороны милиции, — мне ответили, что не каждый день монахи вешаются. Последний вопрос, обращённый ко мне, прозвучал так: не передавал ли кто-либо мне что-нибудь от товарища? Письмо? Или какую-нибудь вещь? Книгу?