Вольдемар Грилелави - Сайт двойников

— Рассказывай, Маринка, как прошли эти две недели в мое отсутствие? Что могло интересного случиться? — спрашивал Сергей уже за столом и за чаем с традиционным печеньем.

— Плохо, — тяжело вздыхала девочка. — Я очень по тебе скучала. Вот почему, Сережа, когда ты прилетаешь, так эти две недели мухой пролетают. Я не успею даже толком успокоиться, привыкнуть к твоему ежедневному присутствию, что к вечеру всегда можно дождаться тебя. А потом, когда ты в свой дом улетаешь, так медленно тянуться дни, что уж начинает казаться, словно тебя никогда и не было, а мой Сережа лишь во сне приснился. Хоть волком вой, так на душе тоскливо. Вот зачем нужны людям такие плохие дни ожидания? Их разве нельзя быстренько прокрутить?

— Нельзя, — за Сергея ответил Виктор, присутствующий при этих душевных излияний.

Он сам привык за эти долгие месяцы знакомства к присутствию ребенка и даже начинал скучать по ее долгим отсутствиям. Ведь не всегда Шуршилин в командировке был лишь с Сергеем. Чаще ему приходилось оставаться до конца месяца с другим пилотом. А Маринка тогда уходила жить домой к своим родителям, где вновь начинались ее скитания и непостоянство. Сергей уговорил ее брать немного денег, чтобы не приходилось голодать, но оставаться в домике с другими пилотами она не желала. А Виктору Маринка даже на кухне помогала, и ему уже не хватала помощника. Даже научилась самостоятельно некоторые блюда к обеду готовить. Точнее, к ужину, поскольку до обеда в будние дни она находилась в школе. А теперь в летние каникулы она оставалась в домике на всю командировку.

— Если время, отведенное человеку для ожидания, прокручивать, как ты предлагаешь, — продолжал Виктор. — То большую часть жизни можно пропустить и не заметить.

— А зачем и кому нужна эта часть жизни, если ожидание — самое тоскливое и трудное время. Вот здесь, — Маринка постучала по левой стороне груди, — все это время больно.

— А ты научись заполнять такие часы важными и нужными делами. Разучивайся скучать и тосковать, тогда и жизнь интересней станет, — влез в разговор Сергей. — Больше читай, считай, решай, учи чего-нибудь. Мы придумаем с тобой некую будущую профессию и увлечемся ею. А увлеченный человек никогда скучать не будет.

— А это как? — удивленно спросила Маринка, не поняв из слов Сергея их смысла.

— Ну, ты ведь кем-то, когда станешь взрослой, будешь? Учителем, врачом или ученым. Много всяких интересных профессий, надо только хорошенько поразмыслить.

— Или увлечься каким-нибудь хобби, — предложил Виктор, доставая из своей сумки большую толстую тетрадь по рисованию. Виктор неплохо рисовал, поэтому с собой любил возить эту тетрадь и запечатлевать в ней эпизоды командировочной жизни.

— Нее! — скоренько затрясла головой Маринка. — Отродясь у меня так не получится.

Она с радостью и удовольствием любила рассматривать картинки в тетради Виктора, восхищаясь схожестью и идентичностью его рисунков с действительностью. Там несколько рисунков есть и с ней. Маринка всегда весело хохотала, когда видела в них себя.

— Нам нужно просто попробовать. А вдруг? — хитро спросил Виктор. — Ты же еще и не пыталась.

— А потом, Маринка, — уже немного грустно сказал Сергей. — Меня там тоже ждут и надеются на мое возвращение.

— Тебе хорошо, — тяжело вздохнула Маринка. — Когда человека везде ждут, то у него счастливая жизнь. Интересно, а у меня какая семья будет? Хотелось, чтобы счастливая, как у тебя. Только боюсь, чтобы не получилось, как у моих родителей. Я — единственное светлое пятно во всем нашем доме, — неожиданно пафосно заявила Маринка, изобразив серьезное лицо, но не сумела надолго сдержаться и сама расхохоталась, заражая своим счастливым смехом Сергея с Виктором.

— Слушай, Серега, — уже оставшись наедине без Маринки, спросил Виктор товарища. — А нельзя предположить даже гипотетически, что Маринка и есть настоящая твоя дочь. Уже пятнадцать лет в аэрофлоте по командировкам. Ну, почти. Всякое в жизни случается. Ты вот так как-нибудь и мимолетом лет с десять назад романчик с ее мамашей не крутил? Уж больно прикипел ты быстро к Маринке, как к родному дитю, что я в последнее время даже и сходства с вами обнаруживаю. Особенно, как манера говорить и хохотать заразительно и смешно. Ты сам даже если скучный анекдот расскажешь, то так рассмеешься, что и остальные гогочут, с трудом понимая, над чем. Обычно после разборок выясняется его серость и обыденность.

— Даже гипотетически невозможно. Мы в Колычев летать лет пять назад начали, если не меньше. Да, с осени восьмидесятого, — категорично тряс головой Сергей, не соглашаясь с логикой техника.

— Причем тут Колычев? Встретить ее ты мог бы и в любом другом месте. А уж обосновались они чуть позднее в самом Колычеве. Получается, что папаша взял ее с чужим ребенком. Хорошо, если не знает, а может потому так и относится, как к подкидышу.

— Нет, Витя, на такую алкоголичку вряд ли позарился бы даже в самый голодный год. Себя не уважать надо, чтобы из-за пьянок родного ребенка забыть, да еще девочку. А я даже за такую нелюбовь к маленьким детям женщин уважать не могу.

— Она могла такой стать уже потом, — пытался убедить в своей версии и возможности ее существования Виктор. — До девяти лет сумела как-то вырастить и выкормить. А потом сдала позиции. Простая женская, а больше человеческая, логика согласиться жить с таким мужем лишь приняв его позицию. То есть, пить вместе, чтобы на мир смотреть единым пьяным взглядом. Так самой легче существовать.

— А ребенок? И не просто девочка, а изумительная умница. Ласковая, добрая и умеющая быть благодарной и любящей. Такой редкий дар беречь и ценить нужно. Она ведь за доброе слово и ласку готова верой служить и оберегать. Нет, гнилая позиция, и логика нелогичная, — уже без шуток и зло сказал Сергей. — Да я бы ради такой дочурки и дышать готов отказаться. Ну что же это за идиотизм такой природный. Тебе счастье в жизни совершенно бесплатно привалило, подарок сверху дарен, а им скорее хочется пропить его и про…. С радости можно выпить, счастье отметить, а так запить лишь от отчаяния или страшной беды, что пережить в трезвости невозможно.

Немного подумав, добавил:

— И еще при полном отсутствии совести и чести. Более бездушных человечков и не встретить.

Через минуту молчания Сергей признался в том, что никогда и никому из мужиков не говорил. Нет, слухи ползали по городку о его игнорировании в командировках женского пола, но ведь экипажи меняются, люди в командировках разные случаются, поэтому у каждого, кто хотел или не хотел верить, то строил свои версии. Любые попытки вызвать Сергея на откровенность терпели провал в самом начале разговора. Семья и личная интимная жизнь — табу для посторонних.