Вольдемар Грилелави - Плач кукушонка

Он старался Светлану не выделять из всех его детей, но незаметно даже для ее самой бомбардировку сознания проводил более частую и усиленную, чтобы через несколько лет вывести ее на самый высокий уровень, близкий к возможностям Влада. Достичь, а уж, тем более, превысить их никто не сумеет по причине наличия у Влада 50 кристаллов, которые даже он сам не сумет из-за независимой защиты изъять для изучения.

Раствор получить удалось. И после пропитки им костюма и удачной проверки, Влад приступил к глобальному поиску зеленых, разметив весь Союз на квадраты, чтобы не пропустить и не потерять безвозвратно искомый объект.

Первым оказался соседний город Смоленск. Поскольку дальность определения измерялась несколькими сотнями метров, Влад взял такси и объехал весь город, не пропуская даже заброшенные отдаленные переулки. На одной из улочек на окраине города на мониторе мелькнуло и погасло свечение. Недолгие круговые движения по горизонтальной спирали к центру вывели на непредсказуемое и неадекватное здание. Это оказался госпиталь для ветеранов и инвалидов ВОВ. Ну и кто здесь может оказаться? Доживший до глубокой старости? А кто ему позволил, как система допустила? Или правнучка заскочила в гости к деду.

Оставив такси недалеко от входа, Влад вошел в приемный покой и подошел к дежурной медсестре. Пожилая женщина в белом халате поинтересовалась причиной появления здорового молодого мужчины в покоях столь мрачного заведения. Ведь здесь под присмотром врачей доживают свои дни в основном одинокие старики, которых практически никто не навещает.

— Вы не поможете моей беде? — спросил Влад у женщины, представившейся Еленой Юрьевной.

— И чем это я смогу помочь такому молодому и симпатичному человеку?

— Вот я и думаю, как быть: красиво соврать, или признаться, сказав нелегкую правду?

Такое откровение разрядило обстановку и вызвало симпатии у немолодой женщины, привыкшей к ежедневной хмурой жизни среди больных стариков.

— Хотелось бы услышать красивую ложь. Устала я от горькой правды. Попробуй, развесели старушку.

— Ну, какая же вы старушка? Да вы еще молодым фору дадите, — подсластил Влад.

— Уже приятней, — согласилась довольная Елена Юрьевна. — Слушаю дальше. Комплименты мы слушать любим.

— Вы не поверите, но я ищу ребенка. По всем параметрам, здесь его не должно быть. Но хотелось бы разыскать.

— Вы не Елизавету ищите? — удивилась женщина. — Что-то она уже третью неделю никому не нужна. Вы первый.

— И что это за особа такая?

— Ой, юноша, сама трагедия, даже в палату боюсь заходить. С пожара привезли, еле откачали да, видать, зря старались.

— Что так?

— Не жилец она. Говорила сразу, чтобы в детскую везли, а кому это надо. Все одно помирает ребенок. Им-то смертность ни к чему, а нам на показатель не повлияет. И так тут все доживают свой век. Вот и порешили оставить у нас, раз привезли. Довели твари. Ох, и поиздевались же они над дитем. А вам она зачем? Как поняла, ни родных у нее, ни близких.

— Глянуть бы — она не она.

— Ну ладно, пошли, раз такое дело. Гляньте. Только глянуть и можно. Лежит ни живая, ни мертвая. Только по глазам и поймешь, что она пока на этом свете. Моргает, но, ни на свет, ни на шум не реагирует. Одним словом — почти там. Просто не могу, — Женщина смахнула слезу. — Такая хорошенькая, миленькая, а исхудавшая! Родители, покойные, задохнулись в дыму. Говорят, из-за водки и за ребенком следить некогда было. Они и довели ее до такого состояния.

Они шли по коридору, и Влад все отчетливее наблюдал свечение. По мере приближения оно вырисовывалось яснее и ярче, чем удивляло и поражало Влада. Его сила многократно отличалась от всех предыдущих подопечных, даже Светланкиного. Неужели это она — Елизавета. Тогда все ясно. Этой силе серая цивилизация не позволила даже войти в детство. Она просто не могла допустить выживание угрозе своему существованию.

Когда вошли в палату, то Владу хотелось вскрикнуть. Вся комната просто горела зеленым пламенем, что пришлось отключить систему поиска. В маленькой двухместной палате на большой взрослой койке лежала маленькая девочка, укрытая до горла синим солдатским одеялом, одетым в желтый безразмерный пододеяльник. Вторая кровать пустовала.

— Сколько ей лет?

— Зимой в январе, по-моему, в конце исполнится пять. Два с половиной вот так лежит. Хорошо хоть глотательный рефлекс не пропал. Но сейчас все уже не имеет смысла. Главврач дает максимум неделю.

Влад просканировал Елизавету и убедился в верности ее слов. Сердце с натугой отбивало последние часы. Но не как болезнь, как внутреннее состояние убивало тело. Она не хотела жить.

— Ее искали?

— Да, это она.

— И кто она вам?

— С сегодняшнего дня — моя самая любимая дочурка.

Елена Юрьевна вопросительно посмотрела на Влада и хотела что-то спросить, но от неожиданности вздрогнула и замолчала. На койке ей показалось шевеление. Ребенок впервые отреагировал на вошедших. Она перевела взгляд на посетителей. Взгляд приобрел осознанность.

— Ну и чего лежишь? — спросил ласково Влад, подходя к кровати. — Не надоело? Мир так чудесен и разнообразен, что проводить свою жизнь в постели негоже. Вставай, пойдем в свет, хватит отлеживаться. Нас с тобой ждут великие дела. Вся планета с надеждой смотрит на тебя.

Женщина с недоумением смотрела на Влада и с испугом на ребенка. Девочка его внимательно слушала. Неожиданно она протянула руки и громким шепотом попросила:

— Возьми меня на ручки.

— Влад нагнулся и нежно достал ребенка из-под одеяла, прижимая, как хрупкую драгоценность, к груди. Лиза обхватила его за шею и горячо зашептала:

— Меня никто никогда не брал на ручки. Только на руки, чтобы переложить, перенести или бросить об стенку. А на ручки никогда. Я всегда хотела и мечтала о любви, а ее нигде не было. И счастья не было. Я родилась для несчастий, поэтому и хочу умереть. Только немножко верила, что, может быть, ты когда-нибудь придешь и позовешь к себе. Ты мне очень часто снился. Часто-часто, а почему не приходил?

— Я тебя искал, — голос у Влада слегка дрожал, а Елена Юрьевна от неожиданности прижалась к стене и сползла на пол, постоянно крестясь и причитая. А Влад продолжал шептать, ласково поглаживая по спинке. — Вот теперь нашел и заберу к себе и никому ни за что не отдам. Ты моя доченька. И у тебя еще есть четыре сестренки. Вот такая у нас семья. И мы все тебя будем очень любить.

— Я такая счастливая! Хорошо, хоть в конце жизни счастье появилось. Теперь и умереть не страшно.

— Умереть я тебе не позволю. Ишь, выдумала чего. Домой пойдем — дома дел невпроворот. Так что, про смерть забудь.

— Правда? Я согласная, папочка. У меня никогда не было ни папы, ни мамы. Они не любили меня — я им мешала. Я сейчас немножко отдохну, а потом очень хочу рассказать тебе про свое житие-бытие.