Вольдемар Грилелави - Плач кукушонка

Девочка на удивление росла красивой, умненькой сообразительной и поразительно доброй и жалостливой, для которой даже убийство мухи на окне превращалось во вселенскую трагедию. А уж бродячие собаки и бездомные коты при ее появлении просто падали и скулили, и мяукали от счастья встречи. Даже соседский страшный и очень злой алабай превратил свой оскал в милейшую улыбку, когда она, трехлетняя малышка, умудрилась найти в плотном заборе и бросилась в объятия этого желто-рыжего монстра. При виде такого кошмара с тетей Женей случился обморок, а у дяди Миши ноги отнялись. Ему показалось, что алабай доедает ребенка.

Дедушке с бабушкой этот эпизод рассказали только много месяцев спустя, а дырку в заборе расширили и узаконили, чтобы ребенок, подрастая, мог беспрепятственно посещать своего друга.

Хотя удивляться красоте и доброте ребенка причин не было. Все лучшее она вобрала от бабушки, первой красавицы и самой любимой учительницы в школе. Не зря географию все учащиеся знали только на оценку хорошо и отлично. Просто шуметь и баловаться, когда говорит она, не осмеливался никто. Ее любили слушать, ее любили наблюдать и любоваться не только мужской пол, но и девчонки, образцом моды и поведения для которых она была.

Эта нелепая трагедия потрясла весь городок. В ее смерть не хотелось верить, невозможным было принять, как действительность. Но это случилось. И самым ужасным стал факт бегства водителя с места происшествия, оставив ее истекать кровью. Главврач сказал, что для спасения и требовалось всего простая остановка крови. Просто прикрыть рану любой чистой тряпкой, рану, через которую медленно и безвозвратно вытекала жизнь не только ее, но и дедушкина и маленькой внучки.

Света забилась в свою норку на чердаке, который служил "секретиком", и скулила в беспамятстве неизвестно сколько дней, пока ее обессиленную и изнеможенную не нашли соседские дети и не привели дедушку. Потом они скулили и плакали вместе. Сына не было ни на похоронах, ни потом. Светлане только пошел шестой годик. Но она за эти дни повзрослела и поумнела до уровня взрослой женщины, вдруг осознав всю полноту ответственности за оставшуюся семью. В садик она больше не пошла, так как большой дом требовал ухода, дедушка заботы, а приусадебный участок просто работы.

Вместе с дедушкой вскопали огород, посадили овощи и зелень, сделали ремонт в доме, а тут новая беда. Дедушка старался держаться, бодрился, но горе потери любимой жены сломило и его. Однажды Света не смогла добудиться, а дядя доктор назвал новое слово в ее жизни: "инфаркт". Дедушка через месяц вернулся домой таким старым и неузнаваемым, что Света первые дни никак не могла к нему привыкнуть и поверить, что это ее любимый дедушка. Пропали вечерние сказки, воскресные игры, веселые забавы. А взамен в дом явился лекарственный дух и холод смерти.

Соседи посочувствовали горю, потери и первые дни после гибели бабушки хоть раз в день заглядывали в дом, интересовались, но чужое горе, потому- то оно и чужое, что где-то и с кем-то. Так что со своей бедой дед и внучка остались одни.

Пока больше месяца дед лежал в больнице, Светлана проживала одна, питаясь с грядок и с сада, так как дедушка не успел получить зарплату, а в доме не осталось ни копейки. Но Света не привыкла попрошайничать и мужественно пережила этот голодный период, не забывая почти каждый день навещать дедушку в больнице. Поскольку уже начались школьные учительские отпуска, то деда никто практически не навещал. На все вопросы о благополучии Света отвечала утвердительно, что она сыта, и пусть дедулька не волнуется и быстрей выздоравливает. Она не любила врать, но ради спокойствия деда навыдумывала друзей и знакомых, которые поддерживают ее и морально и физически, в смысле угощениями. Так что она сыта и благополучна. А то, что исхудала, просто забот много. Грамоте ее обучили еще до четырех лет, и все свое свободное время, хоть и остается его немного, она читает, считает, пишет. В основном бабушкины книги по географии и дедушкину математику, грызя огурчики с редиской, заедая зеленым салатом. Огород с дедушкой они вовремя посадили. Но кошмарно сильно хотелось хоть кусочек хлеба. А еще кашки и супчика, как любила готовить бабушка. С крупками и вкусными ребрышками

3

— Товарищ полковник! Младший лейтенант Гримов представляюсь по случаю прибытия для прохождения службы! — громко и четко, как подсказали соседи по общежитию бывалые офицеры, доложил Влад командиру полка пограничной авиации, молодому седовласому с прической короткий ежик, полковнику Рохлову.

На столичном вокзале казахского города Алма-Ата, куда прибыл по предписанию Влад с женой, общевойсковой капитан созвонился с войсковой частью, указанной в сопроводительной. И, приблизительно через час, за ними приехал военный уазик. Полк располагался на окраине города на противоположном конце от вокзала, так что они сразу имели возможность ознакомиться с местной архитектурой и ландшафтом, которые произвели довольно-таки радостное впечатление. Много зелени, парков, красивых многоэтажек, полно магазинов. Столица богата театрами, кинотеатрами, а по рассказам прапорщика, прибывшего в качестве старшего автомобиля, самыми уникальными и привлекательными достопримечательностями столицы являются высокогорный каток "Медео" и богатейший городской рынок с его колоритом и многообразием даров юга, изобилующих круглогодично.

— Здесь можно жить долго, — констатировала жена.

Полковник вышел из-за стола и подошел к четырём молодым офицерам.

— Как я понял, вы двое, — он указал на лейтенантов, — технари, заканчивали гражданские училища?

— Так точно! — в унисон гаркнули лейтенанты.

— Андреев электронщик, а Бучельников летал бортмехаником в аэрофлоте на восьмерках, — пояснил начальник штаба, листая документы. — Я думаю резонно оставить их в полку. У нас как раз освободилась должность начальника радиоэлектронной лаборатории. У Андреева достаточный опыт работы, а офицерского нахватается по ходу службы.

— А бортачи? Мы начинаем программу переучивания во второй эскадрильи, готовые спецы понадобятся и там, — возразил Рохлов.

— У нас двое уволилось неделю назад. Напряженка.

— Хорошо, а летчиков?

— Младший лейтенант Гримов и лейтенант Сафин в авиацентрах летали на четверках.

— Там еще есть этот металлолом? — искренне удивился Рохлов — Я думал они остались только у нас. Ну и славненько, — взбодрился полковник. — В Ушарал.

— В Ушарале, — пояснил начальник штаба молодым офицерам, кандидатам в ссылку, — наша эскадрилья четверок. Со следующего года начинаем и их переучивать на восьмерки. Ну а пока придется поработать на этом антиквариате. По-моему, мы в Союзе единственные обладатели этого старья. Мы уже их даже на капремонт не отправляем. Сразу в цветмет. Так что дерзайте, добивайте до полного износа. Потом еще с гордостью внукам расскажете, на каком раритете летали.