Марина Казанцева - Одинокая звезда

— А где мистер Тодоровски? — жалобно спросил Гунни.

Миссис Варески всхлипнула:

— Ох, мистер Тодоровски… Нет больше бедного мистера Тодоровски!

— Он уехал? — растерялся Скрэбб.

— Если бы уехал! — она вздохнула. — Подождите, я сейчас вам вынесу поесть.

Добрая кондитерша вынесла целый пакет сладких плюшек и по горсти конфет.

— Идите, дети, помяните бедного Марка.

Братья Дак ничего не поняли, они уселись в сторонке и занялись едой. Только потом Скрэбб сказал:

— Жалко, что его больше нет.

***

— Вот так-то! — глубокомысленно изрек некий мистер Шутник, проводящий всё свободное время в пивной. — Был человек, и нет его!

С ним охотно согласились господа Трепач и Выпивоха:

— Помянем!

Печальная, однако, история, джентльмены!

***

Ничего этого четверка юных следопытов не знала. Они были на озере у самого входа в тайну. За одни только сутки им открылось так много, что они даже не знали, что с этим делать. Стало ясно, что Корона — это дорога к сокровищам. А кого это слово не сведет с ума? Откуда тут могли взяться сокровища? Кто из запрятал? Зачем? И кто, скажите, этот Юджин Мартиросса и его высокомерные родичи?

Но это всё вещи второстепенные. Всем этим можно заняться потом, сидя дома на диванчике. Но сейчас перед всей четвёркой красовался массивная каменная крышка и под ней, возможно, находится не только тайна, но также и труп. Страшно! И, что еще ужаснее, так это мысль: не там ли скрывается убийца!

— Ничего не страшно! — возразил Эдди, щелкая зубами от возбуждения.

Они сумели все вчетвером забраться в пещерку. Ребята, согнувшись, стояли на камне, а девочки сидели в лодке и подавали советы.

Поднять крышку даже посредством лебедки оказалось весьма не просто. Было не на что опереться ногами. Мальчишки пыхтели, но не могли сдвинуть крышку даже на сантиметр. Она как приросла к камню. Плита была монолитной, без отверстий, только слегка выпуклый рисунок короны. А по ободку шли выступы высотой в дюйм.

— Может, она отворачивается? — с нервным смехом предложила Минди.

— Несерьезная девочка! — с упреком сказал Вилли, и тут же попытался вместе с Эдди крутануть плиту.

К великому изумлению всех присутствующих, она поддалась! Двинулась с сухим шуршанием по кругу, потом раздался щелчок и край крышки приподнялся.

— Получилось! — с блестящими глазами обернулся к девочкам Вилли.

Эдди от изумления безмолвствовал. Его идея и вдруг дала какой-то результат!

— Тяните давайте! — взмолилась Джейн.

Трос легко пошел вверх, и тяжёлая плита стала принимать вертикальное положение. Открылся чёрный зев колодца, откуда потянуло холодом. Отчаянные кладоискатели скучились на краю бездонной дыры, держась друг за дружку, чтобы не упасть. Им было жутко. При слабом свете самодельных факелов стали видны серые стены, уходящие в бездну. Немного ниже виднелась каменная скоба.

Эдди бросил вниз пустой коробок из-под спичек. Никто не уловил звука от падения его.

— Надо уходить, — с сожалением констатировал Вилли. — ставим диск на место, а то свалимся вниз.

Вместе с Эдди, который в этот день совсем онемел, они привинтили крышку обратно и в несколько приемов, переправляясь на берег по двое, выбрались из пещеры.

На берегу было блаженно тепло и некоторое время ребята отогревались.

— Какие всё же мы идиоты все. — огорчённо произнес Эдди. — Простое дело — фонарик, так ведь и тут промашка!

— Завтра вернемся со снаряжением. — успокоил его товарищ.

— И куртки возьмем. — планировала Минди.

— И, само собой, фонари! — добавила Джейн.

Все были в потрясении от открытий сегодняшнего дня. Мог ли кто знать, что в их неказистой местности скрываются такие чудеса!

***

Дарби заперся со своими драгоценными бумагами у себя в чуланчике и принялся их перебирать, не зная, с чего начать. Постепенно он успокоился и начал внимательно рассматривать добычу.

В термосе находились два документа. Один был напечатан на неизвестном языке. Даже не напечатан, а переснят. Второй — на английском — юный сыщик вполне мог прочитать. Каждый из них был сшит скрепкой и содержал несколько листов с текстом на одной стороне.

В папке, изъятой во время обыска у ювелира в офисе и честно полученной от шерифа, опять было два документа, и опять же — один на неизвестном языке, а второй — на английском. Если бы Дарби был посообразительнее, он бы догадался, что это один и тот же документ на разных языках. Скорее всего — английский — это перевод. Пока же он пожалел, что ему не все доступно к прочтению.

Он начал с того, что полегче, то есть с листков из термоса. С первой строки он понял, что это письмо.

"Сарториус К. Пазола, — д-ру. Давиду Менге. Барселона, 19…г.

Дорогой друг, с прискорбием вынужден Вам сообщить, что лицо, о состоянии здоровья которого Вы справлялись, в прошлом году неожиданно скончалось. Я, будучи адвокатом покойного в течение уже двух десятков лет, полагал, что нахожусь в курсе всех его текущих дел. Каково же было мое удивление, когда, разбираясь в бумагах покойного, я обнаружил некий документ, который пролил некоторый свет на происхождение состояния этого почтенного семейства, которому я оказывал посильные услуги. С Его Светлостью меня связывали, можно сказать, дружеские узы, чего я никак не могу сказать об остальных членах Его семьи. Князья Мартиросса даже среди своего круга отличаются высокомерием и холодностью.

Поэтому вместе со смертью князя я немедленно поспешил оставить их родовое поместье.

Но спустя некоторое время я заподозрил, что смерть Его Светлости не была естественной. Несмотря на почтенный возраст, он был сухощав в кости, но весьма крепкого сложения.

Незадолго до своей кончины он призвал меня к себе и, обращаясь по своему обыкновению с благородной простотой, доверил мне некоторый документ.

Князь выразил пожелание, чтобы я со всевозможной осторожностью разобрался в деле, которое, как он опасается, может бросить тень на потомков столь благородного рода.

Наша беседа происходила в кабинете Его Светлости, где он говорил без всякой опаски быть услышанным кем-либо еще, кроме меня. Во время беседы он подвел меня к некоему месту в помещении, о котором я намеренно умолчу, и открыл тайник. Из тайника он достал ларец черного дерева и рукопись в сафьяновом футляре. Все это он положил передо мной на стол.

— Друг мой, — доверительно обратился он ко мне, — за многие годы я имел возможность убедиться в искренности вашего отношения ко мне, поэтому надеюсь рассчитывать на вас, как на единственного человека, которому я могу доверить прошлое нашего рода. Я связан клятвой и не могу уничтожить эту рукопись, свидетельствующую, если она не лжет, о позорном происхождении нашего состояния. Но я не могу и доверить ее никому из своих потомков, поскольку по завещанию нашего предка, Дамиана Мартироссы я могу передать ее с клятвой только прямому потомку мужского пола нашего рода. У меня же, как вы знаете, нет сына. Поэтому я препоручаю ее вам с тем, чтобы вы хранили ее вместе со страшным талистаном, имеющим силу проклятия, посредством которого мой предок связал клятвами семерых несчастных и их потомков. Я, потомок Дамиана Мартироссы, освобожусь от клятвы вместе с моей смертью. Но вместе со мной угаснет и наш род.