Михаил Сухоросов - Наемник

— Не горячись, Чародей. Я пока не собираюсь причинять тебе вред.

— Чего тебе от меня надо?

— Предложить тебе сделку.

— Какую? Я не заключаю сделок с нежитью.

Кажется, он усмехнулся — не уверен.

— Сначала выслушай, Чародей. Ты ведь хочешь, чтоб тебя перестали преследовать? Если да — переходи на нашу сторону.

— С какой стати?

— Ты наш, Чародей. Наш по духу. Орденские рамки оказались для тебя узки, верно?

— Я тебе сейчас расширю рамку… — пробормотал я, снова поднимая ствол на уровень глаз, он снова рассмеялся:

— Сейчас мне не нужен твой ответ. Я приду за ним ровно через неделю, в полнолуние.

— И что если я скажу: «нет»?

— Тогда мне придется тебя убить. Братство может больше, чем ты думаешь. Берегись, Чародей!

Я выругался, старательно ловя его на мушку, а он лениво, как бы невзначай, гарцевал на коне, сбивая мне прицел:

— И еще одно меня просили тебе передать, Чародей. Присоединиться к нам тебе мешает только упрямство, которое ты зовешь честью. А русскому человеку честь — одно только лишнее бремя. Так не забудь, через неделю! Увидимся при полной луне! — он повернул коня и через несколько секунд растворился в темноте.

Я запер предохранитель и вернул ствол за пояс, потом обалдело уставился ему вслед. Бред какой-то, такого и быть не может! Честь… Лишнее бремя… Откуда он может знать Достоевского, да еще и цитировать? Померещилось мне, что ли? Очень, кстати, может быть. Может, его вообще здесь не было. Учитывая, в сколь развратном состоянии я нахожусь, и то, что у меня жар… Могу и бредить. Хотел бы я, чтоб так оно и было… Ладно, во всяком случае, эти меня убивать не начнут раньше, чем через неделю, а за неделю можно успеть очень многое, а самое главное сейчас — доехать.

А дальше я ехал как в тумане, и ночь все никак не кончалась. От нее в памяти осталась только тяжесть в затылке да стук в ушах — с пулеметной частотой, да еще помню темноту впереди на дороге. Все это время я находился в каком-то полубреду, мыслить связно не получалось, мысли перескакивали с пятого на десятое, но как-то вяло и неповоротливо Темнота впереди то густела, то разжижалась, и из нее выплывали навстречу мне какие-то лица. Мелькнул и пропал Хельг. Посмотрела на меня откуда-то снизу вверх Гельда, затем на ее месте возник Герман, засмеялся, подмигнул и растаял, чтобы смениться лицом Дэна, открывающим целую вереницу незнакомых людей. Нет. Я знаю их всех.

Тогда (когда?) нас было пятеро в группе. Мы с Германом — тандем. Были еще двое, раньше работавшие в паре — Роберт, невысокий, щупловатый и ехидный, с усами, как у д'Артаньяна, и Раковски, громадный и громогласный мужик, гулко и заразительно хохочущий, темноволосый и темноглазый. Оба — настоящие профессионалы-диверсанты, их обязанностью было сопровождать нас (куда?). Пятый — Дэн. Официальный представитель Института и командир группы (неофициальный — Раковски). Но командирский статус Дэна никто всерьез не воспринимал, в том числе и он сам. Роберт еще, помнится, не упускал случая на эту тему проехаться… Где все это было? Куда и зачем мы шли? И еще выходит, что тогда я был связан с Институтом.

Это было у меня последней связной мыслью, а потом я соскользнул уже в полнейший бред, насколько я все это помню. Сначала передо мной колыхался какой-то серый занавес, потом вдруг оказалось, что я лежу в постели с Гельдой, но Гельда куда-то подевалась, а на ее месте возникла плотоядно ухмыляющаяся Амрата, во рту, полуоткрытом и слюнявом, только один зуб, длинный и кривой… Но уже нет ее, и на меня тупо смотрят бесцветные глазенки слабоумной из стойбища, она тянется ко мне. Пытаюсь отползти, спрятаться, но дальняя стена длинной и узкой комнаты обрушивается, и в проломе возникает Каменный Даэл. Его лицо — щербатый гранит — поворачивается ко мне, он звучно декламирует:

— Два месяца, как умер! Двух не будет! Нет месяца, но целы башмаки! — и с этими словами запускает мне в голову каменным башмаком.

Наверно, я и в самом деле получил чем-нибудь по башке — веткой, а может, шишкой, — только весь этот кошмар вдруг уплыл в никуда, и я обнаружил, что все еще сижу в седле, повалившись на лошадиную шею, поводья бессильно свисают. Не знаю, сколько уж времени я в отключке был, но как будто немного — все еще темно. Зато зрение обрело подобие резкости, и теперь я вижу, что места знакомые. Слева блестит сквозь редкий лес громадное водяное зеркало, а чуть впереди — возвышается сосна с тремя верхушками, похожая на закустившуюся вилку. Значит, база неподалеку — на берегу этого самого озера! Надо ж, попал, куда и хотел… Да еще и в таком состоянии — это просто чудо, мог ведь и проехать дальше по тракту, а то и вообще в болото заехать… Это называется — пьяного бог бережет, а дурака судьба.

Я сполз с седла, подобрался к берегу и несколько минут жадно глотал божественную холодную воду, потом опустил лицо в мокрый ил, чувствуя, как остужается раскаленная голова. Ну вот, а теперь вперед.

До базы километра два — по прямой. На самом деле путь занял у меня почти час. Не доезжая метров сто, я спешился и повел коня в поводу. Гадство, ноги подгибаются, голова как в огне, жар ежесекундно к глазам подкатывает. А зачем я вообще туда иду? Может, Малыш и Старый ждут меня, чтобы пристрелить? Ну, сейчас узнаем. У высокой температуры есть один плюс — все становится абсолютно пофиг…

Наконец, я тихонько стукнул в дощатую дверь. Тишина. Да что они там, повымерли, что ли? Через бесконечную паузу раздался сонный голос Малыша:

— Кому там что надо в такое время?

Будто я не знаю, что Малыш сейчас предельно собран и в руках у него заряженный арбалет! Вместо ответа я тихо и хрипло пропел:

Дверь тут же распахнулась, свет заставил меня на мгновение зажмуриться, а потом я узрел Малыша во всем великолепии, и действительно, с арбалетом в руках, только направленным не на меня, а вниз. Малыш некоторое время разглядывал меня, словно не узнавая, а потом гаркнул:

— Елки-палки! Ученик Чародея собственной персоной!

— Не базлай об этом на весь лес, — выдавил я из себя, а потом освещенный прямоугольник двери косо поехал куда-то вбок.

Как я приложился башкой к порогу, я уже не почувствовал.

Так, мыслю — значит, существую. А мыслю связно — значит, почти здоров. Но чувствую себя все равно полудохлым. Камень на мне, и это радует — значит, Орден до меня покуда не добрался, да и вообще никого, владеющего Силой, поблизости не ощущается. Пистолета, правда, при мне нет, рубаха тоже куда-то подевалась, а на левом плече — плотная повязка, руки-ноги свободны, укрыт я чем-то наподобие одеяла, и башка совершенно ясная, следовательно, наркотиками меня не напичкали. Помнится, последнее, что я отразил — Малыш в дверях хибары у озера, а значит, вероятнее всего, в этой самой хибаре я и нахожусь. Только не буду лучше пока что показывать, что оклемался — а вдруг у моей постели сиделку изображает Дэн с автоматом? Очень неловко получиться может… Хотя не думаю, чтоб Дэн стал меня перевязывать, а если б чем-то и укрыл — то с головой. И вечно валяться с закрытыми глазами тоже не станешь, так что имеет смысл глянуть, что вокруг творится.