Александр Матюхин - Северное сияние ее глаз

Я моргнул. Екатерина затаила дыхание, слушая. И в палате наступила такая неожиданная тишина, что на мгновение показалось, будто я оглох.

Но Екатерина втянула носом воздух и сказала:

— Интересно.

А потом она сказала:

— В любом случае, завтра воскресенье, и вам придется подождать до понедельника, чтобы закончить с анализами. А ко вторнику я постараюсь сделать заключение.

— Завтра Ани не будет, — сказал я, — а сегодня сокращенный день. Она допьет кофе, доест кусочек пирога с вишней, закроет ноутбук и уйдет. До понедельника.

Екатерина поднялась со стула.

— А чем она занимается в ваших снах?

— Она пишет диплом, — ответил я. — По экономике. В ресторане уютно, ей легче работать. У Ани огромное количество книг с собой, но ее никто не прогоняет, потому что в ресторане работает менеджером ее тетя. Да и городок небольшой, все друг друга знают. Это вам не мегаполис. Тут люди добрее.

Несколько секунд Екатерина смотрела на меня, словно старалась запомнить каждую черточку моего лица. Я улыбнулся ей настолько искренне, насколько мог.

А насколько мог-то?..

Потом она кивнула — странно и растерянно — и вышла из палаты.

А я остался один на один с белым потолком, лампами дневного света и огромным желанием уснуть.

ОНА.

1.

В висках стучало.

И не выкинуть странного пациента из головы.

А в коридоре, напротив двери в ее кабинет сидела мать Карпачева с большой клетчатой сумкой возле ног. Кажется, мать продавала обувь на местном рынке. Паршивенького качества обувь, но зато дешевая. На это покупаются многие.

Катя попыталась незаметно выскользнуть на лестничный пролет (уже зародилась спасительная мысль скрыться на первом этаже у офтальмолога Сашки), но мать Карпачого заметила, опередила и перекрыла пути к отступлению своим, чего уж греха таить, немаленьким телом.

— Куда это вы собрались? — спросила она командирским голосом, — я вас тут с утра жду. У вас, между прочим, написано, что прием с половины девятого! А сейчас уже десять! Я на работу опаздываю!

В доказательство своих слов, мать Карпачева сунула под нос Кате запястье с большими круглыми часами. До десяти оставалось целых восемь минут.

— Я была у пациента, — процедила Катя, сжимая тетради и медицинскую карту Кирилла, — это очень важно.

Глаза матери Карпачева сузились до двух черных щелочек. Ноздри раздулись.

— Не важнее моего сына! — заявила она, — он у меня один такой. Единственный. Кровушка!

— Да-да, я понимаю.

— Ничего вы не понимаете. Вам наплевать, что в Чечне идет война, а в Ираке так и вовсе атомные бомбы! Вам наплевать, что в мире каждый день умирают миллионы людей, а военных — и того больше! У вас там какие-то пациенты!

— Не преувеличивайте!

— Я и не преувеличиваю! Телевизор надо чаще смотреть, уважаемая! — Пухлый палец уткнулся Кате в грудь, — если моего сына убьют, в этом будете виноваты вы!

— Да с чего вы взяли, что вашего сына убьют?

— Потому что это армия! — философски заметила мать Карпачева, — там всех убивают.

Катя отстранилась, начиная злиться. Мать Карпачева, наоборот, постаралась подобраться еще ближе, чтобы, видимо, задавить психиатра своим авторитетным весом.

— Я еще раз повторяю, — сказала она, — мне нужно заключение врачей. Мой сын не годен для службы! Я не позволю, чтобы эти подонки забирали моего больного сына и гробили его здоровье, надевая на него противогазы и заставляя лежать сутками в окопах!

— Лежать в окопах — это долг любого мужчины, — пробормотала Катя, нащупав ручку двери своего кабинета, — Родину, блин, нужно защищать!

С этими словами она проскользнула в кабинет, словно в собственную неприступную крепость, и захлопнула дверь аккурат перед носом матери Карпачева. Оставалось пожалеть, что этот самый нос не прищемила.

— Подло с вашей стороны! — донеслось из-за двери, — я буду жаловаться в соответствующие органы! Думаете, раз вы врачи, то вам все можно? Нацепили халаты — и колорли мира что ли?

— Жалуйтесь, сколько влезет! Прием после обеда! За анализами сына можете прийти к вечеру!

— После обеда у меня прием товара! — заявила мать Карпачева гордо.

— Рада за вас.

Катя еще несколько секунд стояла перед дверью, прислушиваясь и ожидая очередного нападения. Но мать Карпачева, вроде, ушла.

Тогда Катя опустилась в кресло и позволила себе закрыть глаза.

В голове царила форменная каша. Этакая, пересоленная и вязкая. Мысли то и дело возвращались к Кириллу. Стоило с ним разделаться, поставить диагноз (а ведь это не так сложно, на самом деле), да и забыть. Но какая-то навязчивая идея плавала в мозгу, не отпуская и не давая расслабиться.

Катя повернула голову, чтобы поймать собственное отражение в огромном зеркале за спиной. И тотчас внутренний голос шепотом, едва слышным, произнес:

"По сути, у тебя никогда не было настоящих пациентов. Серьезных психических больных"

— Верно, — ответила она отражению, оттолкнулась туфлями от пола и позволила креслу закружиться, — не было ни одного. Одни малолетние призывники и алкоголики. И наркоман, симулирующий психическое расстройство. В прошлом году.

"И твоя практика на нуле, Ведешь себя как непрофессионал. — сказал голос. Он звучал спокойно (где-то в голове), совсем не так, как обычно. — Нельзя же назвать практикой лечение несостоявшихся студентов, которые вдруг решили откосить. А тут такой подарок. Почти стопроцентный сумасшедший".

— Легкое психическое расстройство — это еще не повод. У Кирилла не было отклонений в психике. Мне кажется, он просто…

"Что? Слишком красивый, чтобы быть сумасшедшим? Голубые глаза настраивают на влюбленность? На улице не март, дорогуша, а февраль"

— …увлеченный. Человек с фантазией. Плюс эта его беда с глазами…

"И все же ты не ответила на мой вопрос. Разве он так красив, что ты отрицаешь очевидное?"

Кресло остановилось, и Катя увидела себя в зеркале — в длинной юбке, белой блузке и черном пиджаке с высоким воротом. В руке — тетради Кирилла. Морщинки — еще не очень заметные для окружающих, но такие броские для нее самой — кричащие, что молодость проходит, а телефон молчит, и не приходят смс, и ночью она опять будет одна в своей квартире, смотреть телевизор, пить сок из высокого прозрачного бокала и ждать, когда придет сон. А еще прятаться от внутреннего голоса. А еще спрашивать себя, неужели она такая уродина, что мужчины не смотрят на нее? А еще стоять в ванной обнаженной и искать складки на животе и варикозное расширение вен на бедрах…

— Нет, он не красив, — сказала она отражению, — но и это не значит, что он сумасшедший.

Катя отвернулась от зеркала и положила тетради на стол. На верхней тетради черной гелиевой пастой было выведено: "Тихий-невидимый. Санкт-Петербург. 20 ноября, 2007".