Александр Громовский - Феникс

Когда рассказываешь, всегда кажется длинно. А между тем сновидение это длилось всего несколько секунд. Вставать не хочется, я лежу, по всегдашней привычке закинув руку за голову, и смотрю в ясное голубое небо. Окно открыто, ветер колышет штору, вуаль тюлевой занавески и доносит снаружи удивительно чистый воздух и уличный шум давно проснувшегося города. Слышно, как проезжают машины, тысячезмейно шипит компрессор, и время от времени то длинными, то короткими сериями грохочет перфоратор. Рабочие где-то по соседству вскрывают асфальт. Кто знает, "из какого сора рождаются стихи", тот не может не знать, из какого мусора повседневного бытия стихия сна творит свои иллюзии, подумалось мне. И что характерно, никогда не снится то, что ты больше всего жаждешь увидеть, но обязательно какая-нибудь дрянь... Нет, не прав Фрейд, настаивая на том, что ВСЕ сновидения есть ни что иное, как исполнение желаний. Почему мне не приснилась та девушка из трамвая? Ведь могла же она быть там, в числе пассажиров моего сна. Нет же, наоборот: приснилась идиотская дуэль с не менее идиотским мотоциклоподобным двухколесным "мерседесом".

На часах 9-20. Пора вставать. Тетка уже ушла куда-то. Любит она все хозяйственные вопросы решать с утра. Завтрак привычно дожидается меня, греясь на горячем чайнике. Закрытая тарелка запотела. На завтрак обычно мы едим кашу - чаще овсяную или манную. Сегодня овсяная. Поливаю ее сверху вареньем, ем, запивая чаем без сахара. Таков ритуал.

За завтраком слушаю по транзисторному приемнику "Голос России", транслируемый специально на Прибалтику. Первым делом помянули нашу республику. Все ту же больную для себя тему муссируют: признавать нас или погодить, посмотреть, как дело обернется. В интонациях ведущего, однако, чувствуется явная симпатия к нашему народу. Еще бы, как ни крути, а Леберли - новое русское государство. Более русское, чем сама Россия. Но для соблюдения объективности пожурили слегка Голощекова за не соблюдение им прав человека в полном объеме, сообщили, что мы, перенимая не самое лучшее из опыта китайских товарищей, вчера снова расстреляли несколько чиновников-коррупционеров.

Мне понравился ответ Голощекова на эти обвинения. Противникам смертной казни генерал ответил: "Сначала отмените убийства, тогда мы отменим смертную казнь".

Потом выступила польская писательница имярек, бывшая узница концлагеря "Ostenjugendverbandlager". "Остенюгендфербандлагерь" - "Восточный детский лагерь", в Польше. "Концентрационный лагерь" и "детский" - такие вот словосочетания. Уму не постижимо!

Писательница: "Мы потеряли целое поколение, которое должно было продолжить наше дело..."

Удивительно современные слова, думаю я, затягиваясь сигаретой. Я курю, слушаю радио и смотрю в окно, во двор, где в песочнице играют дети, сидят на лавочках взрослые и бегают собаки. Где нет еще никакой войны, но которая может прийти сюда в любую минуту.

"...над детьми от 3 до 11, 14 лет проводились медицинские эксперименты. Многие погибли, многие остались калеками на всю жизнь... Его (фашистского врача-садиста) чрезвычайно интересовали близнецы. Он собирал их по всем лагерям, всех возрастов. Их свозили в клинику при "Ostenjugendverbandlager" для опытов. "Врача" занимала проблема воспроизводства потомства немецкими женщинами для нужд рейха. Германии нужны были солдаты - такую задачу поставил перед нацией фюрер.

Оставшийся в живых "детский материал", предстояло германизировать, вложить в их головы рабскую покорность и заставить работать.

Если спросить наших детей: знают ли они, что такое "Ostenjugendverbandlager"? То они, дети, конечно, ответят - нет. И это хорошо. Пусть не знают. Но мы, взрослые, должны знать об этом. Знать и помнить. Чтобы история не повторилась".

10-00. Иду в свою мастерскую. В 11 часов приходит Галина. Как всегда стремительна в движениях, распространяющих изысканный запах заморских духов. Галина говорит, что она сегодня торопится, поэтому пробудет у меня только два часа. Одним глотком выпивает чашку горячего чая и начинает раздеваться. Меня всегда восхищает, с какой скоростью она это делает. Она была мастером по скоростному раздеванию. Впрочем, как и по одеванию. Профессионалка!

Пока я ставлю мольберт на рабочее место, укрепляю подрамник и готовлю краски, она, в чем мать родила, устраивается на диване. Стараясь не сбить складки шелкового покрывала, она улеглась, коротко взвизгнув, от соприкосновения с холодным материалом драпировки.

Я беру в руку палочку сангины, смотрю на "модель".

- Ну что ты вся скукожилась? - говорю я недовольным тоном. - Прими позу.

- Холодно! - жалуется она.

- На улице лето, а ей холодно. - Я направляюсь в кладовку за рефлектором.

Установив металлическую тарелку рефлектора на пол и включив его в сеть, я направляю поток инфракрасных лучей на свою гусиннокожую модель.

- Кайф! - выдыхает она, расслабляясь и принимая рабочую позу.

- Ты этак разоришь меня, - полушутя, полусерьезно ворчу я, имея в виду то, что рефлектор жрал электроэнергию с чудовищной ненасытностью полтергейста.

- Ладно, ладно, не скупердяйничай, - парирует она, нежась в потоках теплого воздуха.

- Нечего экономить на здоровье трудящихся.

- Да уж, много на вас заработаешь, особенно когда тебя ужимают со всех сторон...

- На тебя что, наезжают? - интересуется она, отбрасывая рукой блестящий каскад своих длинных и густых волос с благородным оттенком красного дерева. Такие волосы - признак хорошей породы. Как говорил Лермонтов устами Печорина: порода в женщине, как и у лошади, многое значит.

Я вкратце обрисовываю ситуацию с выставкой и сообщаю, что портретами мне, очевидно, придется пожертвовать.

- А телевидение будет на презентации? - деловито интересуется Галина.

- Я, думаю, что будет, - отвечаю я, как можно более безразличным тоном, смешивая краски на палитре в поисках нужного оттенка.

- Тогда я этого тебе никогда не прощу! - обижается Галина и надувает губки.

Я хотел было направить ее праведный гнев на истинного виновника, вернее, виновницу - на нашу Президентшу с ее необоримым либидо, истощившего и подорвавшего силы двух ее мужей и троих любовников, - но благоразумно передумал и принял огонь на себя. Чтобы оправдаться и принизить значение потерь, взываю я к ее гражданским чувствам:

- Вот уж не думал, что ты так тщеславна... Хорошо-хорошо... - Я поспешно беру свои слова обратно, видя, что она готова взорваться, как граната, у которой выдернули чеку. - Обещаю, что твой портрет я выставлю в любом случае.

- То-то же, - отвечает она, расплываясь в улыбке и цветя как майская роза. - Пойми, Георг, это вовсе не тщеславие. Это стартовый капитал. Важно, чтоб тебя заметили... а там уж дело техники... - и Галина поводит изящной своей ручкой и точеной ножкой так технично, что у любого менеджера, я думаю, поднялась бы температура.