Александр Громовский - Феникс

Хотя успех столь самонадеянной вылазки маловероятен, но попытки уже были и будут. Ведь официальной границы как таковой не существует. Существует лишь условная природная граница по реке Неран, но ее не признают сами литавцы, ибо для них это равнозначно признанию мятежного государства. Поэтому утрами, когда опускаются мосты и оба государства временно сливаются в призрачном единстве, люди перемещаются с левого берега на правый и обратно почти свободно. Жизнь, знаете ли, не остановишь. Тем более, что столица Литавии - Каузинас - оказалась разделенной почти пополам. На правом берегу находится их Старый город, на левом - Новый, наш. По большей части 60-х-70-х годов застройки. Живет здесь преимущественно русский пролетариат. Тут же, на левом берегу, находятся большинство заводов. Теперь левобережный Каузинас переименован в Непобединск и является фактически столицей нового государства. Впрочем, других городов у нас все равно нет.

Без особой волокиты со стороны должностных лиц я выписываю временный пропуск и выхожу на территорию завода. Рой воспоминаний тотчас взлетает со дна моей памяти, как несчетная стая галок. На одном из таких заводов когда-то, в пору моей российской юности, начиналась моя трудовая карьера. Сначала контролером ОТК на ферросплавах (потому что хорошо знал химию), потом околоначальственные люди заметили мой талант художника и предложили мне должность оформителя в том же цехе. И пошло-поехало! Имея склонность к перемене мест, я кочевал из цеха в цех, с завода на завод, совершенствуя свое мастерство оформителя. Более пяти лет я никогда не задерживался на одном месте. Проходило определенное время, и какой-то бес толкал меня в ребро, и я бежал к новым людям, к новым впечатлениям. Каждый раз, начиная с нуля, тем не менее, я как бы поднимался на ступеньку выше в своем мастерстве художника-оформителя.

Завод имени "Ш." (не стану расшифровывать), где я работал со своим напарником Анатолием, был моим последним заводом. В ту пору мне уже перевалило за тридцать (не стану уточнять). Когда началась так называемая ПЕРЕСТРОЙКА, я вдруг понял, что все эти годы прожил не так, как следовало бы. Делал не то, зачем был рожден на этот свет. Я ушел с завода на вольные хлеба, в совершенную неизвестность и занялся чистым искусством, коря себя и систему "за бесцельно прожитые годы" и упущенное время. Однако ж занятия чистым искусством не часто приносят обильные плоды, подлинные удачи редки. Обычно перебиваешься с коньяка на хлеб, а посему, приходится подрабатывать побочными заработками, хотя и очень близкими моему духу, а именно преподавательством. Два раза в неделю веду студию живописи при нашем доме культуры. Платят гроши, но выжить можно (особенно, если сумеешь продать одну-две картины в месяц). Если подходить к делу с размахом предпринимателя, можно было бы открыть собственную студию и драть деньги с состоятельных родителей. Но у меня нет (и никогда не будет) размаха предпринимателя, да, в общем-то, и желания размахиваться тоже нет. Потому что это очередная пустышка. Я уже немолод и заниматься буду теперь только искусством. Хотя бы я с голоду сдыхал. По мере сил не стану больше думать о материальном, только о духовном. Духовность, духовность и еще раз духовность. Вот такая теперь моя жизненная программа!

Я тут заболтался, мемуарист долбаный, и совсем забыл, за чем, собственно, пришел на завод им. "Ш.", много лет спустя после увольнения отсюда. Уж, конечно, не затем, чтобы сыграть на струнах души ностальгический романс. А пришел я сюда с весьма прозаической целью: чтобы попросить плотника Реутова по старой памяти изготовить мне рамы для картин. Подрамники для холстов я сколачиваю сам, а вот рамы - это уже искусство другого рода, чем мое, тут нужен специалист своего дела.

Я надеялся, что жив еще старый столяр, мастер золотые руки, по прозвищу Аще, что он помнит меня и сделает по сходной цене рамы. Они нужны мне до зарезу в связи с затеваемой "ОБМОСХУДОМ" (Объединение Молодых и Старых Художников) общегородской выставкой, в каковой мне любезно предложили участвовать. Боже, что я несу! Предложили, как же! Все надо самому пробивать, предлагать, напоминать... Но вот все уже пробито, предложено, напомнено, и теперь мне нужны рамки для моих "шедевров". Покупать рамы в салоне для меня дорого, и я прибегну к услугам этих шкуродеров только в случае самом крайнем.

И вот, лелея ностальгические чувства (все-таки не удержался), я прохожусь сначала по коридорам заводоуправления, а потом и по территории завода. Я весьма и весьма удивился, когда обнаружил во многих местах свои стенды, которые я когда-то оформлял. Большинство из них хорошо сохранились и смотрятся довольно прилично, хотя прошло много лет. Это меня радовало, но одновременно и удручало. Это означало, что жизнь завода еле-еле теплится, почти остановилась. И теперь он, завод, перевалив за порог нового тысячелетия, влачит жалкое существование. А бы выжить. Ему уже не до новых веяний дизайна.

7 АВГУСТА

Вчера был какой-то нескончаемо длинный день, поэтому веду хронику по часом.

С утра пораньше - опять на завод. В прошлый раз я не застал Реутова в цехе. (Любимый анекдот моего отца: "Где Рабинович?" - "Ушел по цехам". "Сам ты - поц и хам!") Реутов был на больничном. Но сегодня он уж точно выйдет. "Да-да, буду завтра как штык, аще, ты меня знаешь, я, аще, слов на ветер не бросаю... Приноси чертежи: с размерами и со всей трехомудью - я сделаю". - "Только, Николай Николаевич, пожалуйста, дерево должно быть абсолютно сухим!" - "Ты, аще, меня не учи, у меня материал завсегда сухой, я, аще, из кримлины никогда ничего не делаю... я тебе не Махонек какой-нибудь..."

Это я с ним говорил по телефону. И вот Реутов воочию. Я встречаю его в столярном цеху. Боже ж мой, как старик сдал за эти годы. Кожа да кости! Но из глубины черепной коробки смотрят по-прежнему живые, хитроватые глаза. Хотя теперь они больше похожи на горящие в нишах огоньки свечей, которые в любую минуту может погасить резкий порыв ветра. "Фу! - шумно дышит Реутов, снимая с головы теплую кепку и вытирая потную лысину полотенцем, похожим на портянку. - Загоняли совсем пенсионера... Вот уйду, с кем они работать будут, смены-то нет. Приходят какие-то юнцы со стеклянными глазами да бабы, которые отродясь молотка в руках не держали".

Это он зря женщин принижает. Видел я раньше, приходя в столярный цех, как женщины сколачивали ящики для боеприпасов. Чудо! С ОДНОГО удара они загоняли гвоздь по самую шляпку. Работали как роботы-автоматы. Меня тогда это очень поразило. Сейчас в цеху вялотекущая видимость трудового процесса. Большинство народа уволено было еще в 90-е годы - никому не нужны стали ящики для снарядов, первый цех закрыли, снаряды выпускать перестали. Теперь перебиваются случайными заказами. Чем тут занят Реутов? Но он, я уверен, вовсе не завышает свою значимость. Ныне всех трудоспособных пенсионеров призвали на трудовой фронт. Поговаривают, что поскольку, в силу объективных причин, республика наша находится во враждебном окружении, Первый цех опять откроют. Если найдут растасканное оборудование.