Айзек Азимов - Установление – 1

Перевод с английского и комментарии Т.Ю. Магакяна

1.

ХАРИ СЕЛДОН – …родился в 11988 г. Галактической Эры; умер в 12069 г. Чаще эти даты приводятся в нынешней Эре Установления: 79 г. до Э.У. – 1 г. Э.У. Родившись на Геликоне, в Арктурианском секторе, в семье, принадлежавшей к среднему классу (его отец, согласно легенде сомнительной аутентичности, занимался выращиванием табака на гидропонных фабриках планеты), он рано проявил изумительные математические способности. Об этих его способностях повествуют бесчисленные анекдоты, частью, однако, противоречивые. Как говорят, в возрасте двух лет он…

…Без сомнения, величайшие его достижения относятся к области психоистории. До Селдона эта отрасль науки едва ли представляла собой нечто большее, чем набор расплывчатых аксиом; он превратил ее в глубокую статистическую науку…

…Лучшим из имеющихся источников подробностей его жизни является биография, написанная Гаалом Дорником, который еще молодым человеком встретился с Селдоном за два года до кончины великого математика. История их встречи…

ENCYCLOPEDIA GALACTICA*)

__________________________________________________________

*) Все выдержки из ENCYCLOPEDIA GALACTICA приводятся здесь по 116-ому изданию, опубликованному в 1020 г. Э.У. издательством ENCYCLOPEDIA GALACTICA, Терминус, с разрешения издателей.

Его звали Гаал Дорник, и он был простым деревенским парнем, никогда до того не видевшим Трантора. То есть не видевшим наяву. Много раз он видел его по гипер-видео, а иногда и в грандиозных объемных выпусках новостей, посвященных Имперской коронации или открытию Галактического Совета. Так что, как видите, даже прожив всю жизнь на планете Синнакс, обращающейся вокруг звезды у края Голубого Потока, он не был отрезан от цивилизации. Впрочем, в те времена это относилось к любому месту в Галактике.

Тогда в Галактике насчитывалось почти двадцать пять миллионов обитаемых планет, и все до одной они были верны Империи, трон которой находился на Транторе. То были последние полвека, когда это утверждение еще соответствовало истине.

Для Гаала это путешествие, без сомнения, было венцом его пока недолгой, занятой научной работой жизни. В космосе он бывал и до того, поэтому с чисто познавательной точки зрения оно для него не имело особого значения. Правда, раньше он отправлялся не дальше единственного спутника Синнакса, где собирал для своей диссертации необходимые данные о метеорном дрейфе. Но ведь космический полет выглядит одинаково, пересекаешь ли ты всего полмиллиона миль или многие световые годы.

Гаал немного подтянулся в ожидании Прыжка через гиперпространство – явления, которое не доводится испытывать в обычных межпланетных перелетах. Прыжок оставался и, вероятно, останется и впредь единственным практическим методом для путешествий от звезды к звезде. Полет в обычном пространстве не может происходить быстрее скорости света (эта крупица научного знания относилась к вещам, известным еще со времен позабытой зари человеческой истории), что означало годы пути для перелета даже между ближайшими населенными системами. Но сквозь гиперпространство, это невообразимое нечто, которое не является ни пространством, ни временем, ни веществом, ни энергией, ни чем-то, ни ничем, можно было пересечь всю Галактику поистине за один миг.

Гаал ожидал первого из этих Прыжков с некоторым страхом, уютно устроившимся где-то внутри его живота, но Прыжок завершился не более чем пустячной дурнотой, небольшой внутренней встряской, прекратившейся раньше, чем он уверился, что вообще ощутил ее. Это было все.

И вот он, новоиспеченный доктор математики, получив приглашение от великого Хари Селдона прибыть на Трантор и присоединиться к его всеобъемлющему и немного загадочному Проекту, летит туда на огромном и сверкающем корабле, являющим собой великолепный итог двенадцати тысяч лет имперского прогресса.

Разочарованный Прыжком, Гаал нетерпеливо ожидал момента, когда впервые увидит Трантор. Он периодически возвращался к смотровой рубке. Когда в предписанное время откатывались стальные шторы, он обычно уже ждал там, наблюдая жесткий блеск звезд, восхищаясь невероятным туманным роем звездного скопления, подобным огромной куче светлячков, пойманных в полете и навек застывших. Один раз показалась холодная, бело-голубая дымка газовой туманности где-то в пяти световых годах от корабля: она молочно растянулась по всему иллюминатору, заполнив рубку ледяными бликами – и исчезла из виду двумя часами позже, после очередного Прыжка.

Здесь, близ галактического центра, звезды сгущались, и солнце Трантора вначале выглядело как резкая белая искра, терявшаяся в мириадах себе подобных и выделенная лишь благодаря системе наведения корабля. Но с каждым Прыжком оно сияло все ярче, подавляя прочие звезды, заставляя их тускнеть и меркнуть.

Вошел офицер и предупредил:

– Смотровая рубка закрывается до конца полета. Приготовьтесь к посадке корабля.

Гаал последовал за ним. Тронув рукав белой формы с имперским знаком Звездолета-и-Солнца, он сказал:

– Нельзя ли разрешить мне остаться? Я хотел бы увидеть Трантор.

Офицер улыбнулся, и Гаал немного покраснел, сообразив, что говорит с провинциальным акцентом.

– К утру мы совершим посадку на Трантор, – сказал офицер.

– Я имел в виду, что хотел бы увидеть его из космоса.

– О! Сожалею, мой мальчик. Будь это космическая яхта, мы смогли бы это устроить. Но мы идем круто вниз с солнечной стороны. Тебе же не хочется сразу ослепнуть, обгореть и облучиться?

Гаал зашагал было прочь. Офицер крикнул ему вслед:

– Трантор все равно будет выглядеть лишь серым пятном. Паренек, почему бы, попав на Трантор, тебе не заказать космическую экскурсию? Они недороги.

Гаал оглянулся.

– Большое спасибо.

Ребячество столь же естественно находит на мужчин, как и на детей, и комок подступил к горлу Гаала. Он никогда не видел Трантора, распростершегося во всей своей невероятности, огромного как сама жизнь, и он не хотел больше ждать.

2.

Корабль садился, погруженный в мешанину звуков. Издали доносился свист атмосферного воздуха, рассекаемого и отбрасываемого назад стремительно мчавшимся звездолетом. Непрерывно гудели кондиционеры, борясь с жаром трения; неторопливо громыхали двигатели, усиливающие торможение. Собравшись в посадочном отсеке, галдели мужчины и женщины; скрежетали подъемники, доставляя багаж, почту и грузы к продольной оси корабля, откуда их потом переместят к разгрузочной платформе.

Гаал почувствовал слабый рывок, указывающий, что корабль больше не движется сам по себе. Уже немалое время гравитационное поле корабля постепенно сменялось тяготением планеты, а тысячи пассажиров терпеливо ждали, сидя в посадочных отсеках. Те свободно поворачивались, приспосабливая свою ориентацию к изменяющемуся направлению силы тяжести. Наконец толпа по крутым пандусам двинулась вниз к широким зияющим люкам.