Юрий Самусь - Полынный мед (главы из романа)

"А что, если попросить его свозить меня в Ленинград. Черти ведь умеют летать. Быстро. Быстрее реактивного лайнера, если верить Николаю Васильевичу Гоголю. Как это им удается… правильно, — усмехнулся Алексей, — только черти и знают. Надо не забыть расспросить об этом у Леонарда".

Чайник закипел, но Алексей, плеснув кипяточку в заварник, вновь поставил его на огонь.

"Вот бы Лера удивилась, завались я ей прямо на голову. Только что это мне даст? А ровным счетом ничего. Ну, может, и удастся узнать, что случилось, с кем она теперь. Или ни с кем, просто решила жить, как полагается… А как? Грести под себя все, что попадается на глаза, собачиться, держаться зубами за место, которое сулит быстрое продвижение по службе, да копытами лягать претендентов? И ведь почему-то уверенных в том, что это и есть настоящая жизнь, год от года прибавляется. Просто противно. До желудочных спазмов".

Алексей разлил заварку по чашкам, поставил их вместе с сахарницей на поднос и, подхватив чайник, осторожно, чтобы не дай бог не разбудить мать, вернулся в комнату.

Черт по-прежнему сидел в кресле и читал "Фауста" Гете.

— Ого! — присвистнул Алексей, — Классикой увлекаешься?

— Приятно вспомнить, — лаконично пояснил Леонард. — Автор постарался, изложил все точно. Особенно в первом томе.

— Ну и чему радоваться? — удивился Никулин. — Остался ваш Мефистофель в дураках. Столько лет выполнять чужие желания и в итоге получить кукиш.

— А общение? — возразил черт. — Не так уж часто нашему брату удается по-настоящему пообщаться с человеком, изучить вашу природу. Если хочешь знать, заведомо было ясно, что уйдет душа Фауста через чистилища в рай. В этом мы ошибаемся редко. "Остановись мгновение, ты прекрасно! " — вот что интересно, вот в чем вся соль! Одинаково скучна ваша порода или в ней есть исключения? Обычно-то "остановись! " вопят в первые полчаса, ну, максимум сутки. Хапнул — и наслаждается. Потом, естественно, волосы начинает рвать не так, мол, его поняли. Поспешил, недохапал… А вообще, вам, людям, сколько не дай — все мало. Деньги есть — нет славы, слава есть — нет власти, власть есть — нет семьи, семья есть — нет денег. Вот так по кругу и ходите. Или я не прав? О, прости, — вдруг встрепенулся черт, — забылся, дико извиняюсь, больше подобного не повторится. Да и думаешь, у нас в аду иначе? Везде одно и то же, уж поверь моему слову.

— Да ладно, — вздохнул Алексей, — может, ты и прав. Только противно все это.

Он поставил поднос на письменный стол и быстро налил кипятку в чашки.

— Сахар будешь?

— Нет.

— Тогда пей. Бульки, вроде, еще идут.

Черт ухватился за чашку и одним залпом осушил ее, смешно дергая кадыком.

"Глотки у них луженые, — подумал Алексей. — Ну не зря же они в аду живут".

А черт, крякнув от удовольствия, поставил чашку на поднос и спросил:

— Еще можно?

— Хоть сто порций, — рассмеялся Алексей.

Он уселся в кресло, дожидаясь, покуда его чай немного остынет, и наблюдая, как методично странный гость опустошает чайник.

— Может, ты голоден?

— Не-а, я сегодня барана съел, — сообщил Леонард.

— Где?

Черт виновато зыркнул на Никулина.

— Понимаешь, он от стада отбился…

— А ты тут поблизости, словно волчок, прогуливался, цветочки нюхал.

Черт потупился.

— Да ты б меня все равно не накормил. Знаешь, сколько мне надо?

— А как же ты собираешься у меня на постое быть?

— Так я ведь не на полный пансион прошусь.

— Спасибо, утешил. — Алексей внимательно посмотрел на Леонарда, тщетно пытавшегося придать себе сконфуженный вид. — А теперь давай серьезно поговорим. Я тебе уже объяснял, что живу не один, с матерью. Сам понимаешь, что с ней случится, коль она тебя увидит. Утром же мне надо на работу. Комнату запру. Объясню маме, что провожу дома эксперимент, для которого требуется особая чистота. Ну, а уж ты постарайся не шуметь. Договорились?

— Угу, — причмокивая дымящимися паром губами, ответил черт. — Все будет в полном ажуре.

— Надеюсь, — вздохнул Алексей. — У меня мама, знаешь, какая нервная? С тех пор, как в Волопаевске вся эта чертовщина началась… гм… прости, в общем, она запрещала возвращаться мне сюда из Москвы. Ну а сама, сколько я ее не уговаривал, уезжать не хотела. Я ее понимаю, здесь отец похоронен, но ведь и о собственном здоровье надо думать. Тут пришельцы повадились табунами ходить к соседу, а для нее, представляешь, каково их видеть каждый день. Короче говоря, я оказался здесь. Бросил и престижную работу, и приличный заработок, и интересные перспективы.

— Я тоже свою мать любил, — вздохнул черт. — Она у меня была строгая, но ласковая. Наверное, не одобрила бы мой побег, но переживала бы страшно. Жаль, умерла, когда я был совсем маленьким.

— А вы разве не бессмертные? — удивился Алексей.

— Да ты что? Так бы ОН и допустил, чтобы мы вечными были. Представляешь, сколько бы нас развелось?

— Хорошо, а что после смерти с вами происходит? Куда ваши души попадают, если вы и так уже в аду?

— Ты что городишь? Какие у чертей души? У нас вместо души…

— Подожди, — опешил Алексей, — ты же недавно говорил, что вы не чурки деревянные, что вас тоже Бог создал.

— Ну, да, — пробормотал черт. — Все верно. Только про душу я наврал.

— Во, фрукт! — изумился Никулин. — И зачем тебе все это?

— Не знаю, — проблеял черт, — наверное, привычка такая…

Но тут в прихожей раздался звонок.

— Ты кого-то ждешь? — затравленно посмотрел на Алексея черт.

— Нет, — взвился с кресла Никулин. — Мать ведь, гады, разбудят!

И он рванулся прочь из комнаты.

На пороге стоял Витка Шубин и нагло улыбался.

— Ты что, вконец одурел? — опешил Алексей. — Знаешь, который час?

— Он у тебя, — не слушая однокашника, сказал Витька.

— Кто?

— Черт.

— Нет, ты положительно рехнулся? Какой черт?

— Ага, а глазки забегали, — зло ощерился Шубин. — Ну-ка…

И он бесцеремонно оттолкнув Никулина, ворвался в прихожую.

— Стой! — зашипел Алексей. — Мать разбудишь.

Но Витьку, похоже, сейчас мог остановить только бульдозер. В два прыжка он преодолел не очень-то длинный коридор и влетел в комнату. Алексей бросился следом и замер на пороге.

Черта в комнате не было, как не было и подноса с пустыми чашками. Даже "Фауст" стоял в шкафу на своем обычном месте.

"Конспиратор", — с уважением подумал о черте Алексей, но вслух сказал:

— Ну что, удовлетворил свое любопытство? А теперь выметайся, иначе схлопочешь.

— Да подожди ты, — как-то сразу скукожившись, пробормотал Витька. Плохо мне что-то, дай отдышусь.

И он, не дожидаясь разрешения, плюхнулся в кресло, еще не успевшее остыть от волосатого зада Леонарда.

Алексей плотно закрыл за собой дверь и тоже присел.

На физиономии Шубина явно читалось сожаление о чем-то, уже почти положенном в карман, но неожиданно утерянном. Алексею это было понятно, но вот странными были оттенки облегчения, блуждающие в уголках витькиных губ и явно указывающие на тот факт, что что-то страшное у человека осталось позади. Будто он сбросил со своих плеч непомерный груз, и к тому же готов рассказать каждому встречному, как ему ловко удалось это проделать. Алексей не ошибся.