Иван Афанасьев - Герцог и колдунья

Пришлось лезть в воду. Глубина была всего-то по пояс, но пришлось погрузиться чуть ли не полностью: пологие берега речушки представляли меня на всеобщее обозрение. Незаметно перебравшись на другой берег, я продолжил свой путь по-прежнему ползком. Смею заверить, что подобный способ передвижения в насквозь мокрой одежде — далеко не самое лучшее, что я испытывал в своей жизни.

Только добравшись до зарослей на противоположной стороне, я рискнул приподняться. Астральное зрение показало мне двух затаившихся зайцев, несколько десятков полевок и даже кротов, роющихся в земле. Можно было идти дальше, в неизведанное.

Через день я добрался до тракта, ведущему на юг, к столице ханства Ка-Нелену. Об оживленности торговых отношений между соседними государствами говорили десятки повозок, тянущихся в обе стороны. Попадались и пешие странники, наподобие меня. Так что ничем решительно я не выделялся. Плененного мною малинника я еще накануне упрятал понадежнее в энергетический кокон, и он спокойно отлеживался в моем заплечном мешке (подарок Уфелда). Вдоль дороги частенько попадались трактиры, иногда под открытым небом, так что скудная сумма, которой меня ссудил Уфелд, позволяла, по крайней мере, не отощать. Останавливаясь перекусить, а также на ночлег — ночь дважды застала меня в пути — я присматривался (и прислушивался) к здешнему народу.

Когда я перевел название Нелена как "ханство", то невольно представил себе скуластых степняков, покидающих седло лишь по крайней нужде. Ничего подобного на самом деле я не увидел. Люди как люди, самые разные. Очень много русоволосых и голубоглазых. Хотя и скуластые время от времени попадались. В одежде тоже не было ничего, напрямую указывающего на кочевой образ жизни. Говорили здесь на том же языке, что и мои недавние попутчики, хотя иногда я слышал какие-то иные наречия.

Один услышанный мною разговор крепко врезался в память.

Разговаривали двое купцов, очевидно, давно знающих друг друга. Происходило это вечером в маленькой харчевне при постоялом дворе. Освещение было представлено четырьмя смоляными факелами, укрепленными в стойках на стенах. Они изрядно чадили и, как ни парадоксально, давали больше тьмы, чем света. Зато это создавало атмосферу какой-то таинственности и особой доверительности.

Нестарый мужичок с окладистый бородой, делающей его удивительно похожим на иконного Николая Угодника (таковая висела в красном углу деревенской хаты моей бабки), наставлял своего более молодого коллегу.

— В следующий раз вези товар не в Ка-Талад, а в Госку. Люди герцога покупают особенно охотно серебро, и цены там вдвое выше, чем в их столице. Мне подсказали, и я не прогадал, хоть и путь вышел куда длиннее.

— А почему такая разница? — недоверчиво спросил его молодой остроносый собеседник, шумно отхлебывая чай из пиалы.

— А это, друг сердешный, от их старых распрей. Хочешь, послушай. Лет сто пятьдесят тому назад, — начал он, закатывая глаза, словно был очевидцем событий, о которых намеревался повествовать, — правил в Согури король Кизик XI, по прозвищу Шоколадный.

Молодой купец хмыкнул довольно пренебрежительно. Естественно — речь-то шла о зарубежном властителе.

— Знаешь, почему его так прозвали? — спросил бородатый. — Не чурался их Кизик колдовства. Не гроссведун, но кое-что умел. А лучше всего придавать разным жидкостям любую форму. Чтоб не растекались они впоследствии, приноровился он работать с горячим шоколадом. Зайчиков из него всяческих мастерски, говорят, мыслию лепил. Но прославился он не тем, а глупостью своею.

Служила ему в те годы чёрная нежить, именуемая Донтел. Посмотреть — мальчуган пятигодовалый, не боле. Всё-то разгуливал по дворцу да ножичком перочинным помахивал. Нет, не резал никого, только кораблики деревянные выстругивал. Встретит кого — обязательно дарит. И попробуй откажись! А славилось это отродье умением читать мысли. Этим-то Кизик и пользовался вовсю. Донтел прочитает, и тут же своему хозяину в башку вкладывает, кто о чем думает. Да, ещё, чуть не упустил: Донтел тот, что ребенком прикидывался супротив всем традициям, как и всякая чёрная нежить, должен был порождать нежить малую. Так вот, производил он на свет в изрядных количествах Зеркальщиков.

— Это что еще за пакость такая? — осведомился молодой купец с ленцой в голосе. В отличие от меня его клонило ко сну, и слушал он эту легенду только из вежливости.

— А такая вот! Представь: идешь ты… ну, неважно, куда, а навстречу тебе — ты сам! Дотронется до тебя и — хлоп! — нету обоих. Только серой попахивает. Чтобы самим, стало быть, на Зеркальщика такого не угодить, соорудили под дворцом Громыхающий Лабиринт, там эти Зеркальщики и обитали. Чтоб те наверх не выбрались, у входа лист серебряный положили.

— А почему лабиринт? И почему громыхающий? — пряча зевоту в кулак, спросил молодой

— Громыхающий оттого, что все полы там выстлали жестью. Идет Зеркальщик — тишина, идет человек — издалека слышно. А почему Лабиринт?.. А кто его знает. Соорудили его задолго до Кизика Шоколадного. Да только он, окаянный, решил его использовать по-своему. Неугоден ему кто из приближенных, или заговор подозревает, или нежить что нашептала, тут же бедолагу под белы руки и туда, в подземелье. Говорят, что некоторые-таки выбирались, но — сумасшедшими. И вот что я тебе доложу, голуба, извёл под корень Кизик всех своих министров. Кому голову отсек по старинке, а кого на новый манер Зеркальщикам скормил. Понятно, что новых министров на освободившиеся места назначал, но и тех ждала со временем та же участь. Но люди-то не дураки — кто побашковитей, стали бежать из столицы вместе с семьями и челядью. Захирело королевство, вот-вот рассыплется. Соседи, понятно, видя такое дело, стали границы Согури на прочность пробовать. Тут и наши с тобой предки, — бородач довольно хихикнул, — в стороне не остались.

Вот тогда, перепугавшись за свою персону, и совершил Кизик Шоколадный единственный в своей жизни здравый поступок. Не иначе, королевские гроссведуны и колдуны патентованные постарались, сам бы вряд на такое решился бы. Назначил он одного из дворян провинции, что граничит с Качкаром, Первым Министром и пожаловал его титулом Великого герцога. Пожизненно. И всю провинцию с войсками, там стоявшими, и рудники знаменитые, что в горах Илиз, и границы, и таможни — всё в его руки передал. Герцог этот новоявленный быстренько качкарцев потеснил, дело наладил. Король ему пишет, мол, возвращайся ко двору, обласкаю. А тот: накось выкуси, Ваше Величество, мне и здесь хорошо. Ну, может, и не так писал. Дескать, дел невпроворот, и враги сабельками помахивают, так что стоять мне на страже еще долго.

Народу, и местному, и беглому, он сильно понравился тем, что за свои деньги купил поначалу небольшой участок на Хачор-реке и выстроил там впоследствии город Госку. Все дома из камня, что по тем временам было делом неслыханным. Ведь в Согури куда ни плюнь — везде леса стоят. А камень пришлось из Качкара возить, для чего туда новый тракт протянули. Вроде, врагами чуть ли не вчера были, а теперь уже добрые соседи. Потянулись в Госку под крыло Великого герцога людишки со всего королевства, а то и со стороны — мастера, купцы и прочие. Правитель одно только условие ставил: хочешь торговать, к примеру, — ставь палаты каменные и дом жилой такой же. А из дерева — ни-ни. Чем выше и красивей постройка, тем ближе к центру место отводили. А, стало быть, и выручка больше. Ворчали поначалу, но быстренько выгоду поняли. А что из камня приказывал строить, тому есть объяснения. Король-то в жалованной грамоте объявил его пожизненным Первым Министром, если, конечно, на прямую измену не пойдет. И дети его, и внуки, и правнуки те же права наследовали, и никоим образом отнять их было невозможно. Так чёрным по белому и было записано. Копии грамоты той, переписанный писцами, и по сей день в Госке по всем присутственным местам обязательно висят.