Айзек Азимов - Второе Установление

почему-то был не в силах ее стряхнуть.

– Вы – моя гарантия, Чаннис. Вы – мой указатель и предохранитель от всех недооценок,

которые я мог допустить.

Глаза Мула буравили его. Настаивающие… Требовательные…

– Рассчитал ли я правильно, Чаннис? Перехитрил ли я ваших людей из Второго Установления?

Ределл разрушен, Чаннис, страшно разрушен, откуда же ваше притворное отчаяние? Что происходит

на самом деле? Я должен знать всю правду, всю истину! Говорите, Чаннис, говорите. Или я проник

недостаточно глубоко? Опасность все еще существует? Говорите, Чаннис. Где именно я ошибся?

Чаннис ощутил, как слова буквально выдираются у него изо рта. Они исходили не по доброй

воле. Он стиснул зубы. Он кусал язык. Он сдавил мускулы шеи.

Но вытягиваемые силой слова исторгались наружу – заставляя его задыхаться, разрывая по

пути горло, язык, зубы…

– Истина, – пискнул он, – истина…

– Да, в чем истина? Что еще остается сделать?

– Селдон основал Второе Установление здесь. Здесь, как я сказал. Я не солгал. Психологи

прибыли сюда и захватили контроль над туземным населением.

– На Ределле? – Мул погрузился в глубины колодца, на дне которого таились сокровенные

эмоции Чанниса и безжалостно взбаламутил его содержимое. – Ределл я уже уничтожил. Вы знаете,

чего я хочу. Дайте мне это.

– Не Ределл. Я же сказал, что Вторые Установители могут и не иметь вида людей,

находящихся у власти; Ределл – это фасад… – почти неразличимые на слух слова исходили из недр

Чаннисова существа, пренебрегая попытками его жалкой воли остановить этот поток. – Россем…

Россем… Этот мир – Россем…

Мул ослабил свою хватку, и Чаннис рухнул, корчась от невыносимой боли.

– Вы пытаетесь провести меня? – мягко спросил Мул.

– Вас уже провели, – прозвучал последний, умирающий отголосок сопротивления Чанниса.

– В отношении вас и вам подобных – ненадолго. Я на связи с моим флотом. И после Ределла

может наступить очередь Россема. Но сперва…

Чаннис ощутил, как на него надвигается неумолимая тьма. Машинально поднеся руку к

измученным глазам, он не смог заслониться от нее. Это была тьма, которая удушала, и, чувствуя, как

его растерзанное, израненное сознание катится назад, назад, в вечную черноту, он в последний раз

успел увидеть облик торжествующего Мула – хохочущую длинную щепку… – трясущийся от смеха

мясистый носище…

Голос, удаляясь, затих. Тьма любвеобильно окутала его.

Что-то раскололо мрак, подобно отблеску змеящейся вспышки молнии, тьма исчезла, и

Чаннис медленно вернулся на землю. Зрение его восстанавливалось болезненно, в заполненных

слезами глазах появлялись и исчезали расплывчатые образы.

Голова ныла невыносимо, и, когда он смог поднести к ней руку, его остро ужалила боль.

Видимо, он был жив. Медленно, подобно затухающему вихрю подброшенных в воздух

перьев, его мысли выровнялись и потекли размеренно и спокойно. Он точно впитывал покой извне. С

огромным трудом он повернул шею – и наступившее облегчение сменилось новой болью.

Дверь была открыта, и на пороге стоял Первый Спикер. Чаннис попытался заговорить,

крикнуть, предостеречь – но язык его застыл, и он понял, что часть могучего сознания Мула по-

прежнему удерживает его, лишая дара речи.

Он еще раз повернул голову. Мул все еще находился в помещении. Он был рассержен, глаза

его метали молнии. Он уже не смеялся, но зубы его оскалились в лютой улыбке.

Чаннис почувствовал, как ментальное воздействие Первого Спикера целительными касаниями

осторожно движется вдоль его сознания. Натолкнувшись на противостояние Мула, оно на миг

вступило с ним в борьбу, вызвав чувство онемения, – и отпрянуло.

Мул сказал скрипуче, с яростью, которая до смешного не вязалась с его хлипким телом:

– Так. Еще один явился поприветствовать меня.

Его проворное сознание простерло свои волокна за пределы комнаты, наружу… наружу…

– Вы один, – произнес он.

Первый Спикер, соглашаясь, вступил в разговор.

– Я абсолютно один. Необходимо, чтобы я был один, поскольку именно я пять лет назад

неправильно рассчитал ваше будущее. Я хочу без чьей-либо помощи исправить создавшееся

положение. К несчастью, я не учел силы вашего Поля Эмоционального Отталкивания.

Проникновение в него отняло у меня много времени. Я поздравляю вас: вам мастерски удалось его

выстроить.

– Мне вас незачем благодарить, – последовал агрессивный ответ. – Нечего обмениваться со

мною комплиментами. Или вы явились, чтобы добавить к уже валяющемуся здесь треснувшему

столпу вашей державы осколки собственного мозга ?

Первый Спикер улыбнулся:

– Что ж, человек, которого вы именуете Беилем Чаннисом, хорошо выполнил свою миссию.

Тем более, что он ментально не был равен вам. О да, я вижу, что вы с ним плохо обошлись, но мы,

надеюсь, сможем восстановить его в полной мере. Он – храбрый человек, сударь. Он добровольно

взялся за эту миссию, хотя мы и были в состоянии математически предсказать огромную вероятность

повреждения его рассудка – а ведь это куда хуже простой физической немощи.

Разум Чанниса тщетно пытался найти выход в виде предупреждающего возгласа, но слова

застревали в его устах. Он мог только излучать постоянный поток страха… страха…

Мул был безмятежен.

– Вы, конечно, знаете о разрушении Ределла?

– Знаю. Нападение вашего флота было нами предугадано.

– Я тоже так полагал. Но не предотвращено, не так ли? – добавил Мул злорадно.

– Действительно, предотвратить его нам не удалось.

Эмоциональная символика Первого Спикера в этот момент была ясна. Она выражала

бесконечное негодование и отвращение к самому себе.

– И вина здесь в основном лежит на мне, а не на вас. Кто мог пять лет назад представить вашу

мощь? С самого начала – со времени захвата вами Калгана, – у нас появилось подозрение, что вы

обладаете силой эмоционального контроля. Это нас не слишком удивило, Первый Гражданин, и я

объясню вам, почему именно.

Способ эмоционального контакта, тот, которым обладаем мы с вами, не есть нечто

совершенно новое. По сути, он неявно присутствует в человеческом мозгу. Большинство людей

может читать в поверхностном слое эмоций, прагматически связывая их с выражением лица, тоном

голоса и тому подобным. Немалое число животных обладает этим умением в еще большей степени:

они эффективнее используют обоняние, а эмоции их, конечно, менее сложны.

Люди в действительности способны на бесконечно большее, но с развитием речи миллион лет

назад дар прямого эмоционального контакта начал атрофироваться. Восстановление этого забытого