Олег Никитин - Стеклянная пыль

Скоро я вновь увидел на стенах ручейки воды и поспешил напиться и заполнить сосуд. После ледяной влаги в голове слегка прояснилось, и я подумал, что выбрал не ту дорогу — поскольку, основываясь на карте, не предполагал приблизиться к реке. Я направил блеклый лучик света под ноги и похолодел: следов от повозок не было. Стараясь не порвать порезанную схему катакомб, я расстелил ее на полу и еще раз вгляделся в выбранный мной путь. И когда я это сделал, то отчетливо осознал, что моя невнимательность при ходьбе с закрытыми глазами и почти без света может мне дорого стоить. Скорее всего, я не заметил поворота основного тоннеля, ясно видимого на схеме, и продолжал идти прямо, то есть по ходу, не обозначенному на карте.

Я очень устал, и мне страшно хотелось спать. Следовало повернуть назад и более пристально осматриваться по сторонам, но непреодолимая тяжесть давила мое измученное тело. Я спрятал схему, саблей начертил на стене стрелу, чтобы окончательно не заблудиться, и улегся на мерзлый пол, подвернув под голову руку.

Разбудило меня прикосновение к щеке чего-то ворсистого и негромко сопевшего. Я отпрянул и выбросил в темноту оружие, скользнув им по спине резко пискнувшего пришельца. Призма осветила верткий хвост, с другой стороны прохода также раздался звук быстро убегавших когтистых лап. Стиснув зубы, я в несколько этапов распрямил окаменевший позвоночник и поднялся на ноги, для надежности опираясь о стену. Настороженное черное молчание окружало меня, и даже мягкий шелест воды, стекавшей вдоль ложбинок, подчеркивал тяжесть моего положения. Желудок выдавал отчаянные голодные спазмы.

Искренне веря в свою удачу, я повернул в обратную сторону, уже не скрываясь и вовсю используя вялую призму. Мои гулкие шаги эхом затихали где-то впереди и позади меня. Наконец я увидел слева долгожданный темный провал, не замеченный мной раньше, и свернул в него. Как я мог быть так беспечен, что не обратил внимания на колею? Приободрившись и почти не обращая внимания на голод и боль, я шагал по тоннелю, насвистывая какую-то популярную опереточную мелодию, и почти пропустил смену глинистого пола каменным, довольно неровным и начавшим подниматься. После недолгого раздумья я пришел к выводу, что слой почвы в окрестностях этого возвышения тонок и строителям подземелий пришлось проложить их прямо по подземным скалам.

Почти сразу за появлением камня под ногами я оказался перед развилкой с тремя новыми ходами. Они ничем не отличались друг от друга. В растерянности я достал карту и вгляделся в место своего предполагаемого нахождения, но оно было прорисовано как-то нечетко, так что я с равным успехом или, наоборот, неудачей мог выбрать любой из двух левых тоннелей. Как я ни всматривался в схему, единственное, на что я мог полагаться в данном случае — везение. Если я не угадаю, в лучшем случае мне еще долгое время придется плутать в катакомбах, а в худшем я пойду на корм крысам, чьи наглые шаги и пыхтение то и дело раздавались со всех сторон. Решив не тратить время впустую, я выбрал один из тоннелей и двинулся по нему, но сразу же наткнулся на человеческий скелет. Я рассудил, что такое начало — недобрая примета, вернулся назад и пошел по второму из возможных проходов.

Я уже потерял всякую ориентацию во времени, когда ход вновь разветвился, и мне снова пришлось выбирать, тупо глядя на клочок бумаги в руке, затем через небольшое расстояние — снова, и тогда я наконец осознал, что в самом начале выбрал ложный путь. Наверное, из каверны с фабрикой существовало не два выхода, а три или больше. Вера в относительную точность схемы сыграла со мной очень злую шутку. Еще немного я автоматически шел вперед, игнорируя боковые проходы, постепенно опускаясь все глубже в недра земли, затем неожиданно наступил в лужу, вяло выбрался из нее и присел на подвернувшийся камень. С потолка опять капала вода, орошая мои спутанные волосы и стекая по лбу и спине. Я апатично осветил маленький склеп, в котором очутился — глина, лужи, камни и черные щели в стенах.

Я перебрался на более сухое место и лег на жесткое ложе. Сил идти дальше не было, и мыслей тоже, кроме, пожалуй, одной — мой скелет будет не первым и даже, скорее всего, не вторым. Еще я вспомнил об Агнессе, и поскольку я как раз прижал себе ухо, в сознании возникли мутные продольные полосы и треск. Неудачное применение серьги в подземельях уже становилось системой.

Из долгого забытья меня вывел чей-то звонкий смех. Я лежал и чувствовал сырость и режущую боль в боку, ясно понимая, что сошел с ума, и удивляясь, что вот так, самостоятельно могу поставить себе диагноз. Но вслед за смехом отчетливо раздался мужской голос, потом снова женский, то есть где-то рядом велась оживленная беседа. Не веря собственным ушам, я извлек призму и еще раз осветил пещеру — вход, выход, до боли знакомые элементы подземелья и прямо над своей головой — конец ржавой металлической лестницы.

Все еще сомневаясь в собственном рассудке, я вскочил и попробовал ухватиться за нижнюю перекладину, но она располагалась слишком далеко от земли. Я подкатил к своему ложу валун — откуда только силы взялись — и уже с него смог взяться за металл. Когда я зацепился за лестницу всеми своими руками и ногами, то был уверен, что не смогу сделать больше ни одного движения. Тем не менее я все же взобрался под самый потолок, к человеческим голосам, и принялся стучать кулаком по каменной плите, преградившей мне путь к свету. Женский вскрик почему-то убедил меня в том, что я не рехнулся. Моля Хранителя о помощи, я достал из кармана семигранную призму и приложил ее к щели, махнув рукой на риск быть погребенным под обломками. Выбив половину плиты, громыхнувшую осколками где-то далеко внизу, я ухватился за острые края камня и отчаянным усилием вывернул остатки преграды из земляных пазов. Полностью обессилевший, я выбрался из дыры и растянулся на чем-то твердом и холодном.

— Во имя Хранителя, что с ним, Гай? — произнес надо мной взволнованно-истеричный женский голос.

— Откуда мне знать, Марта, — пробормотал в ответ ее спутник.

Легко могу представить себе их изумление и растерянность, когда прямо на их глазах откуда-то из недр земли с грохотом вырвался грязный оборванец с герцогской саблей на поясе.

— Чем вы там занимались, сеньор? — настороженно вопросил меня юноша, по виду — обычный представитель купеческого сословия.

Лежать на выщербленных ступенях широкой лестницы, полого спускавшейся к засоренному городскому пруду, мне понравилось ничуть не больше, чем в темных катакомбах. Я еще помнил, как сиживал на этих ступенях когда-то очень давно, в компании забытой девицы, и рассуждал о проложенных в глубинах тоннелях, скорее всего, затопленных подземными водами. Опираясь на ладонь, я предпринял смелую попытку подняться, и Гай поспешил протянуть мне руку помощи. Девушка подхватила меня с другой стороны, и общими усилиями они усадили меня в маленькую лодку, что покачивалась на мелких волнах.