Роберт Хайнлайн - Красная планета

Он снова остановился – то ли перевести дыхание, то ли дать слушателям проникнуться своей речью. Джим пришел сюда только затем, чтобы у него со спины сняли ярлык нарушителя. Однако высокомерие директора и особенно его высказывание о колониальном доме как источнике дурного воспитания в конце концов вывели Джима из терпения.

– Мистер Хоу, – сказал он.

– Да? Что такое?

– Здесь не Скалистые годы, а Марс. И не военная академия.

Изумление и гнев мистера Хоу были столь велики, что какой-то момент казалось: не то он совершит рукоприкладство, не то его хватит удар. Затем он овладел собой и процедил сквозь зубы:

– Ваша фамилия?

– Марло, сэр. Джеймс Марло.

– Было бы намного лучше для вас же, Марло, если бы здесь была военная академия. Остальные могут идти. Воскресные привилегии восстановлены. Марло, останьтесь.

Когда все вышли, Хоу сказал:

– Марло, нет на свете ничего отвратительнее наглого, неблагодарного, незнающего своего места юнца. Вы получаете прекрасное образование исключительно благодаря Компании. И вряд ли вам пристало дерзить людям, которых Компания поставила наблюдать за вашим обучением и содержанием. Вы сознаете это?

Джим молчал. Хоу сказал резко: – Ну же! Говорите, юноша, признайте свою вину и извинитесь. Будьте мужчиной!

Джим продолжал молчать. Хоу побарабанил пальцами по столу и наконец сказал: – Очень хорошо, ступайте к себе и обдумайте свое поведение. До понедельника у вас будет достаточно времени.

Кoгда Джим вернулся к себе, Фрэнк восхищенно покачал головой.

– Ну и отчаянный же ты парень.

– Надо же было кому-то сказать ему.

– Да уж, надо. Каковы же твои дальнейшие планы? Перережешь себе горло или уйдешь в монастырь? Старый Хоу теперь будет постоянно держать тебя на мушке. Прямо небезопасно стало жить с тобой в одной комнате.

– Какого черта, Фрэнк! Если ты так на это смотришь, поищи себе другого соседа.

– Тихо, тихо! Я тебя не брошу, буду с тобой до конца. “И с улыбкою мальчик мертвым упал”. Я рад, что ты ему все высказал. У меня не хватило бы смелости.

Джим бросился на свою койку.

– Не думаю, что смогу долго здесь выдержать. Я не привык, чтобы меня шпыняли и издевались надо мной ни за что ни про что. А теперь я буду получать двойную дозу. Что делать?

– А пес его знает.

– Здесь было так хорошо при старом Штуби. Я думал, мне здесь будет просто здорово.

– Штуби был молодец. Но что же остается, Джим, кроме как заткнуться, проглотить пилюлю и надеяться, что он забудет?

– Слушай, никому ведь это не нравится. Может, если мы объединимся, он сбавит ход?

– Вряд ли. Ты единственный, у кого хватило духу высказаться. Даже я и то тебя не поддержал, хотя согласен с тобой на сто процентов.

– А если мы все напишем родителям?

– Всех не заставишь, – покачал головой Фрэнк, – а кто-нибудь еще и настучит. Тогда тебя обзовут зачинщиком бунта или как-нибудь похоже. И потом, что ты такого напишешь в письме? Чем ты докажешь, что мистер Хоу делает то, что он не вправе делать? Я знаю, что скажет мой старик.

– Ну и что он скажет?

– Он мне много раз рассказывал про школу, в которой учился на Земле, и как ему там несладко приходилось. По-моему, он даже гордится этим. Если я ему скажу, что Хоу не велел нам держать в комнате пирожные, он посмеется, и все.

– Черт, Фрэнк, ведь речь идет не о правиле насчет продуктов, а обо всем вместе.

– Ясно, ясно. Мне-то ясно. А вот попробуй объясни моему старику. Все, что мы можем рассказать – это мелочи. Нужны вещи посерьезнее, чтобы родители вмешались.

К вечеру Фрэнк утвердился в своем мнении. Слух разнесся, и у них перебывала чуть ли не вся школа. Кто приходил пожать руку Джиму, а кто просто поглядеть на чудака, у которого хватило ума восстать против авторитета, облеченного властью. При этом выяснились два обстоятельства: никому не нравилось новое руководство и предпринятые им дисциплинарные меры, и никто не желал объединяться, считая это делом пропащим.

В воскресенье Фрэнк пошел в Малый Сирт – в поселение землян, а не в соседний марсианский город.

Джим, будучи под домашним арестом, остался в комнате, делал вид, что занимается, и беседовал с Виллисом.

Фрэнк вернулся к ужину и сказал:

– Я тебе принес подарок, – и кинул Джиму маленький пакетик.

– Спасибо, друг! А что там?

– Разверни – увидишь.

Это оказалась кассета с записью нового танго, сделанной в Рио и доставленной прямо с Земли на “Альберте Эйнштейне”. Называлось танго “Quien Es la Senorita?”[ “Кто эта сеньорита?” (исл.) ].

Джим был без ума от латиноамериканской музыки, и Фрэнк вспомнил об этом.

– Ух ты! – Джим подошел к столу, вставил кассету в магнитофон и приготовился наслаждаться, но Фрэнк остановил его.

– Звонок на ужин. Давай лучше потом.

Джим неохотно согласился, зато, вернувшись, прокрутил свою музыку несколько раз, пока Фрэнк не уговорил его позаниматься.

Перед отбоем Джим еще раз поставил кассету.

В жилом коридоре стало темно и тихо, все отошли ко сну, но минут через пятнадцать “Сеньорита” зазвучала вновь. Фрэнк рывком сел в постели.

– Что за черт? Джим, да выключи ты ее!

– Я не включал, – возразил Джим. – Это, наверное, Виллис, кто же еще?

– Ну так заткни его! Придуши его. Сунь его под подушку.

Джим включил свет.

– Виллис, а, Виллис! Ну-ка, прекрати шуметь!

Виллис, похоже, даже не слышал его. Он стоял посреди комнаты, отбивал глазами такт и покачивался.

В его блестящем исполнении звучали и маримба, и хор.

Джим взял его на руки.

– Виллис! Ну заткнись, пожалуйста.

Виллис продолжал концерт.

Дверь распахнулась, и на пороге возник директор Хоу.

– Так я и думал, – торжествующе сказал он. – Совершенно не считаемся с другими людьми. Выключите магнитофон. И имейте в виду, вы не выйдете из своей комнаты весь следующий месяц.

Виллис продолжал звучать. Джим попытался прикрыть его своим телом.

– Вы что, не слышали? – спросил Хоу. – Я сказал: выключить музыку.

Он прошел к рабочему столу и рванул выключатель.

Поскольку магнитофон и так был выключен, Хоу только сломал себе ноготь. Он проглотил непедагогичное выражение и сунул палец в рот. Виллис приступил к третьему куплету. Хоу стал оглядываться.

– Куда он у вас подключен? – гаркнул он. Не получив ответа, Хоу шагнул к Джиму и спросил: – Что вы прячете? – Оттолкнув Джима в сторону, он устремил недоверчивый и брезгливый взгляд на Виллиса. – Это еще что такое?

– Это Виллис, – прокричал, чтобы заглушить музыку, несчастный Джим.

Хоу был не так уж глуп, до него мало-помалу дошло, что музыка исходит из этого странного мехового шара.

– А что такое Виллис, можно спросить?

– Ну, это… попрыгунчик. Он обитает на Марсе. – В этот момент Виллис закончил выступление, пропев бархатным контральто “buenas noches”, и заткнулся – на время.