Олдос Хаксли - Портрет

Как только старый Панталоне скрывается из виду, в комнату вбегает приятель художника - в маске, в плаще, как и все на улицах карнавальной Венеции. Следуют приветствия, рукопожатия, смех не смолкает ни на минуту: все удалось как нельзя лучше, ни у кого не возникло ни малейшего подозрения. Леди Хертмор извлекает из складок плаща шкатулку с драгоценностями. Она открывает ее: тотчас же раздаются по-итальянски бурные восклицания, выражающие изумление и восторг. Бриллианты, жемчуга, огромные изумруды Хертморов, рубиновые застежки, алмазные серьги - все эти сверкающие, искрящиеся вещицы любовно рассматриваются, передаются из рук в руки. По мнению приятеля, все это богатство стоит не менее пятидесяти тысяч цехинов. Любовники в экстазе бросаются в объятия друг друга.

Друг Джанголини напоминает, что напоследок предстоят еще кое-какие дела. Нужно пойти в полицейское управление за паспортами. О, это простая формальность, но без нее не обойтись. Он отправится вслед за ними и продаст один из алмазов, чтобы обзавестись суммой, необходимой для путешествия.

Мистер Биггер прервал свой рассказ, закурил сигарету и, выпустив изо рта облако дыма, заговорил снова:

- Итак, закутавшись в плащи и надвинув капюшоны на глаза, они разошлись в разные стороны - друг Джанголини в одну, художник со своей возлюбленной в другую. О, любовь в Венеции!

Мистер Биггер мечтательно закатил глаза.

- Случалось ли вам влюбляться в Венеции, сэр? - спросил он Владельца Поместья.

- Нет, дальше Дьеппа я нигде не бывал, - отозвался тот, покачав головой.

- О, вы многое потеряли в жизни. Навряд ли тогда вам удастся представить, что чувствовали юная леди Хертмор и Джанголини, когда они скользили по бесконечным каналам, глядя друг на друга через прорези масок. Быть может, они целовались - это не так просто, когда на лице маска, - и, кроме того, существовала опасность, что кто-нибудь узнает их через окошечко гондолы. Нет, пожалуй, - задумчиво заключил мистер Биггер, - им достаточно было только смотреть друг на друга. В Венеции, когда медленно плывешь вдоль каналов, вполне довольно созерцания, одного лишь созерцания.

Он слегка покрутил в воздухе рукой и умолк. Сохраняя молчание, он несколько раз глубоко затянулся; когда же заговорил снова, голос его звучал негромко и ровно:

- Спустя примерно полчаса после их ухода к дверям дома Джанголини приблизилась гондола, из нее вышел человек в бумажной маске, закутанный в черный плащ, с неизменной треугольной шляпой на голове, и поднялся по лестнице в мастерскую художника. Она была пуста. С мольберта улыбался портрет - мило и слегка глуповато. Но художника нигде не было видно, и кресло для модели пустовало. Сохраняя невозмутимый вид, человек в маске с длинным носом оглядел комнату. Его рассеянный взгляд задержался, наконец, на открытой шкатулке, беспечно оставленной любовниками на столе. Глубоко посаженные, окруженные тенями глаза под гротескной маской долго и пристально всматривались в брошенный предмет. Длинноносый Пульчинелла, казалось, погрузился в размышление.

Вскоре на лестнице послышались шаги, раздался смех. Человек в маске повернулся к окну, чтобы выглянуть на улицу. За его спиной с шумом распахнулась дверь: возбужденные, беззаботно веселые, в комнату со смехом влетели любовники.

- А, caro amico! {Дорогой друг (ит.).} Уже здесь? Что с бриллиантом?

Закутанная в плащ фигура у окна не шелохнулась. Джанголини оживленно продолжал рассказывать: с подписями не возникло ни малейшего затруднения, расспросов не последовало, паспорта лежали у них в кармане. Можно было отправляться немедленно.

Леди Хертмор принялась вдруг безудержно хохотать: она никак не могла остановиться.

- Что случилось? - смеясь вместе с ней, спросил Джанголини.

- Я представила, - еле выговорила она в промежутке между приступами хохота, - я представила себе, как старик Панталоне сидит в "Мизерикордии", мрачный, будто сыч, и слушает, - она едва не задохнулась, голос у нее задрожал и сделался пронзительным до визга, как будто она говорила сквозь слезы, - слушает допотопные нудные кантаты этого нудного старика Галуппи.

Человек у окна обернулся.

- К сожалению, мадам, - произнес он, - ученый маэстро сегодня нездоров. Концерт не состоялся, и посему я взял на себя смелость возвратиться ранее, чем обычно. - Он снял маску. Их взорам предстало узкое, серое, бесстрастное лицо лорда Хертмора.

Любовники застыли на месте, как пораженные громом. Леди Хертмор схватилась за сердце: в груди у нее словно что-то оборвалось, под ложечкой засосало от непереносимого ужаса. Бедняга Джанголини стал белее своей бумажной маски. Даже тогда, во времена чичисбеев, этих узаконенных воздыхателей, бывали случаи, когда взбешенные от ревности мужья прибегали к кровопролитию. Художник не имел при себе оружия, а одному только небу было ведомо, какие смертоносные предметы могли скрываться под загадочным черным плащом лорда. Однако лорд Хертмор не совершил ничего варварского и достоинства своего не уронил. Как всегда суровый и невозмутимый, лорд Хертмор приблизился к столу, взял шкатулку с драгоценностями, со всею тщательностью закрыл ее, со словами "кажется, это моя шкатулка" опустил ее в карман и вышел из комнаты. Оставшись одни, любовники недоуменно смотрели друг на друга.

Рассказчик умолк.

- А что было дальше? - спросил Владелец Поместья.

- Ничего особенного, - ответил мистер Биггер, грустно покачав головой. - Джанголини рассчитывал на побег с полусотней тысяч цехинов. Леди Хертмор, по зрелом размышлении, перестала привлекать мысль о любви в шалаше. Место женщины, решила она наконец, дома, там, где ее фамильные драгоценности. Но придерживался ли лорд Хертмор того же мнения? Вот в чем заключался главный вопрос - вопрос тревожный, мучительный. Она должна была убедиться во всем собственными глазами.

Она явилась как раз к обеду.

- Его высочайшее превосходительство ожидает в столовой, - сообщил мажордом. Перед ней распахнулись высокие двери, она вошла плавно и величественно, с гордо вскинутым подбородком - но что за смятение царило у нее в душе! Ее супруг стоял у камина. Он сделал шаг ей навстречу.

- Я ждал вас, мадам, - произнес он и проводил леди Хертмор к ее месту.

Это было единственным упоминанием лорда Хертмора о случившемся. Вечером он послал слугу в мастерскую художника за портретом. Портрет входил в их багаж, когда месяц спустя они отбыли в Англию. Вся эта история передавалась вместе с картиной из поколения в поколение. Я услышал ее от давнишнего друга семьи в прошлом году, когда покупал портрет.

Мистер Биггер бросил окурок сигареты в камин. Ему льстила мысль, что он прекрасно справился с ролью рассказчика.