Стивен Бакстер - Корабли времени

И тогда свист стих.

И в наступившей тишине прорезался вопль:

– Купол! Проклятый купол… Это обстрел!

И в ту же секунду стало понятно значение грозных шагов великана – это были далекие пушечные выстрелы.

Паника с новой силой овладела толпой – нас накрыло с головой, по нам пробежали чьи-то ноги, и я почувствовал, как, ударившись головой о чью-то голову, теряю сознание.

На миг я лишился чувств.

Придя в себя, я обнаружил, что Моисей ухватил меня под мышки и отволакивает куда-то по упавшим телам. Я почувствовал, как наступил на чье-то лицо – сначала мне показалось, что это упруго изогнувшиеся спицы велосипеда – и вскрикнул. Моисей живо перетащил меня через препятствия, и только прислонив к стене дома, отпустил.

– Ты в порядке?

Он тронул мой лоб пальцами – они оказались в крови. Он потерял рюкзак, понял я, посмотрев ему за спину.

Боль и тошнота нахлынули на меня одновременно. Слабость была вызвана потерей крови или только видом крови – не знаю. Я никогда не считал себя слабаком и часто получал травмы – но в микроклимате купола, по-видимому, здоровье мое сильно ослабло. Раз был обморок, пусть и короткий, значит, было и сотрясение мозга или что-нибудь в этом роде. Впрочем, сейчас на рассуждения времени не оставалось.

– Где Нево?

– Здесь.

Морлок стоял посреди улицы, целый и невредимый. Он потерял кепи и разбил очки. Бумаги из разорванной папки разлетелись по сторонам, и Нево собирал их, лист за листом, выискивая среди тел.

Людей разметало взрывом как кегли. С раскинутыми ногами и руками, подогнутыми под себя, открытыми ртами, остановившимися глазами, вперемешку, старик на девушке, ребенок на спине солдата. Эта куча человеческой плоти еще шевелилась, издавая стоны, кто-то еще пытался встать – потрясающая картина кучи насекомых, запутавшихся друг в друге, спекшихся в крови, липнущих друг к другу кожей и одеждой.

– Бог мой, – вымолвил Моисей. – Мы должны им помочь. Ты видишь?..

– Нет, – осадил я его. – Мы ничем не сможем помочь – их слишком много. Нам повезло, что мы уцелели. Пушки уже пристрелялись, скоро здесь камня на камне не останется. Надо бежать – иначе мы не успеем – и тогда уже не выберемся из этого времени.

– Я этого не вынесу, – выдавил Моисей.

Тут подошел морлок.

– Таким мне этот мир и запомнится, – хмуро сказал он.

И мы отправились дальше. Под ногами было скользко от крови и экскрементов. Нам попался на глаза мальчик с раздробленной ногой, стенавший от боли. Несмотря на предупреждение, которое я сделал Моисею, мы не смогли пройти мимо: и мы перенесли его от тела молочника, рядом с которым он лежал, к стене. Тут его заметила какая-то женщина из толпы, подошла, села рядом и стала отирать ему лицо носовым платком.

– Это его мать? – спросил Моисей.

– Не знаю. Я…

Странный жидкий голос забулькал у нас за спиной, словно зов из другого мира:

– Пойдем.

И мы отправились дальше, пока не достигли угла Квинз-Гейт-Тирес, где наткнулись на воронку.

– Хорошо, не газ, – выдавил я.

– Нет, – подтвердил Моисей дрогнувшим голосом. – Но – что это, Господи! – и этого достаточно!

Воронка диаметром несколько футов глубоко разворотила дорогу. Все двери на улице распахнуло или вынесло, и в окнах не осталось ни одного целого стекла: в глазницах выбитых окон колыхались уже ненужные занавески. В фасадах и тротуаре зияли выщерблины, выбитые шрапнелью снаряда.

И куски человечьей плоти.

Иногда язык бессилен описать ужас случившегося, и обмен информацией, на котором основано любое общество, становится бесполезен. Это как раз был тот случай. Я не могу описать ужас, который посетил Лондонские улицы в этот день.

Несколько голов валялись отдельно от тел. Попадались также ноги и руки, по большей части в одежде, я видел одну с уцелевшими часами – их тиканье надолго останется в памяти. А с краю воронки лежала изящная женская ручка, чьи пальчики были сложены как лепестки бутона. Этого зрелища я тоже никогда не забуду. Мне приходилось напоминать себе, что это не свалка запчастей, что ЭТО когда-то было человеческим телом, а теперь стало только деталями, как на выставке абстракциониста. Отделившись от тела, каждый предмет жил отдельной жизнью, и, казалось, имел какую-то другую, особенную, уже отдельную от жизни цель. Или символизировал что-то.

Такого я больше нигде и никогда не видел, и хотел бы забыть навсегда. Я вспомнил Внутренний мир Сферы морлоков и представил себе, что же творилось там, на площади в миллионы точек, каждая из которых представляла собой очаг поражения, раковую клетку войны, локальный конфликт, пятно ядовитой кислоты, веками разъедающей землю. У меня пошли горлом спазмы от этих мыслей.

Моисей был мертвенно бледен, как будто лицо его было окрашено летающей везде штукатуркой. Цементная пыль у него на лбу склеилась от пота, он смотрел вокруг расширенными от ужаса глазами. Я посмотрел на Нево и за разбитыми очками прочитал в холодных морлочьих глазах уверенность, что я транспортировал его не в прошлое – а в один из низших кругов Ада.

Мы преодолели несколько последних ярдов до стен Имперского Колледжа; здесь, к нашему огорчению, путь нам преградил солдат в противогазе с винтовкой. Это был часовой – парень стойкий, но очевидно, без воображения: он продолжал стоять на посту, когда водостоки улиц стали красными от крови. Едва увидев Нево, он так и выпучил глаза – что было заметно даже за стеклами газовой маски.

Меня он не признал – и стойко не пропускал нас дальше без соответствующего приказа.

В воздухе снова раздался свист – мы тут же пригнулись – и только солдат прижал винтовку к груди, точно тотемный амулет – однако в этот раз снаряд ударил в стороне – вспышка, фонтан стекла и вздрогнувшая под ногами земля.

Моисей бросился на солдата с кулаками.

– Слышишь, тупица, холуй с винтовкой! – взревел он. – Протри глаза – ты не видишь, что творится? Кого ты охраняешь?

Вместо ответа солдат упер ствол ему в грудь.

– Последний раз предупреждаю, салага…

– Он не видит, – вмешался я, становясь между Моисеем и солдатом. Меня смутил этот внезапный прилив злобы и отсутствие самоконтроля.

– Это не единственная дорога, – заметил Нево. – Где-нибудь уже наверняка снесло стену. Пройдем и так.

– Нет, – решительно заявил я. – Мне известен только один путь, и блудить по Колледжу времени нет. Слушай, воин, я работаю на эту контору – понимаешь – я ученый в секретном отделе. Директорий тебе о чем-нибудь говорит?

Глаза в противогазе скептически прищурились.

– Вызови начальство, – убеждал я. – Пусть пошлют за доктором Уоллисом. Или за профессором Геделем. Они поручатся за меня.