Алексей Ефимов - На землях рассвета

Охэйо, презрительно фыркнув, вышел на террасу, замер, словно превратившись в статую — и, вдруг вскрикнув, покатился по полу, спасаясь от метко летевшей в него тины. Донесся дружный девичий смех и Найко улыбнулся, почувствовав себя, наконец, отомщенным.

Аннит пулей влетел в комнату, захлопнув за собой дверь. С его лица и с хайлины свисали космы ряски, и он гневно сбрасывал их со всех мест, до каких только мог дотянуться. Иннка и Найко покатились со смеху. Охэйо хмуро посмотрел на них, потом тоже вдруг ухмыльнулся и вышел, оставив их одних. Иннка и Найко замерли, смущенные, не глядя друг на друга.

Юноша не помнил, оделись ли они перед тем, как поехать сюда, не помнил толком даже обратной дороги — он едва ли не все время жмурился от удовольствия, чувствуя руки подруги на своей талии. Кажется, с того самого вечера они не сказали друг другу ни слова — просто потому, что в них не было нужды. Его вольная жизнь закончилась — но Найко совершенно не жалел об этом.

Хониар, Джангр, 200 лет до создания Зеркала Мира, несбывшаяся реальность

После визита в храм предков Лэйми проспал весь день и большую часть ночи и проснулся внезапно, — казалось, его толкнули. Девушка, с которой он разговаривал во сне, исчезла, и он по опыту знал, что она не вернется, даже удайся ему снова заснуть. Жалко. Разговор был такой интересный, хотя о чем — Лэйми никак не мог вспомнить…

Неопределенная смутная тревога, смешанная с радостью, заставила его одним рывком вскочить, внимательно осматриваясь. Он, наконец, понял, что его разбудило — это была мертвая, ватная тишина. Как в гробу.

Не обращая внимания на странности мира, Лэйми старательно, до хруста, потянулся, потом надел плавки и тяжелые штаны из толстого, темно-синего вельвета. Туго затянув ремень, он подошел к открытому окну.

На юго-западе сплошной стеной, словно исполинский горный хребет, стояли тяжелые, свинцово-серебристые облака, рельефные и неподвижные, как на картине — ни порыва ветра, ни зарницы. Синевато-серое небо над тучами тоже казалось свинцовым, земля внизу темнела сплошной смутной массой без единого огня. Даже воздух снаружи был тяжелым, влажным, мертвым, словно в затхлой комнате. И тишина… Лэйми начал охватывать неопределенный, но сильный страх.

Недовольно мотнув головой, он вышел в коридор. Здесь было почти совершенно темно, лишь из-за приоткрытых дверей падали призрачные полосы света. Ему было как-то слишком легко — щекочущее, томное чувство, что он вот-вот взлетит. Не в силах сопротивляться ему, Лэйми подпрыгнул вверх… и не упал. Его словно подхватила невидимая рука. Он сохранил ощущение тяжести, но, в то же время, она уже не имела над ним власти. И эта сила подчинялась ему — едва попытавшись подняться повыше, он возмущенно вскрикнул, ударившись о потолок. Несмотря на боль, его охватил вдруг сумасшедший восторг — он перевернулся в воздухе, и, словно рыба, скользнул вдоль коридора. Стоило ему пожелать — и он спрыгнул на пол, громко врезавшись в него босыми ногами. Еще одно мысленное усилие — и он вновь беззвучно поднялся в воздух.

Лэйми улыбнулся, удивленный, что его улыбка не осветила темноты. Значит, Охэйо не врал — то, что он называл Внутренней Энергией, пробудилось и в нем. Теперь он сможет летать… а потом, возможно, обретет и иные мифические способности, но пока ему было достаточно и Дара Полета. Более чем.

Он скользнул к двери спальни и толкнул ее. Открытое окно манило его. Сердце Лэйми на миг замерло, затем он рванулся вперед. Прохладный, невесомый воздух сразу стал упругим, обтекая его полунагое тело. Радость полной свободы, власть над пространством, дикий страх перед тем, что новообретенная способность исчезнет, и он полетит вниз, необъяснимая уверенность в том, что этого не случится — все это сливалось в его душе в чувство, которое Лэйми не мог назвать иначе, чем абсолютным счастьем.

Он стремительно помчался вверх, все набирая скорость, пока холод и давление в ушах не остановили его. Земля простерлась внизу темным ковром с редкими искрами огней. Невесомой туманностью рыжеватого света над смутным горизонтом севера застыла заря, пронизанная синими линиями безмерно далеких облаков.

Лэйми обернулся. Отсюда свинцово-бледная стена туч смотрелась еще более впечатляюще. В ней было что-то неестественное, тревожное. Внезапно он понял — её основание спускалось до самой земли. Лэйми не хотелось лететь к ней, и он не стал себя заставлять. Бездумно помчался к заре, но на высоте, в пустоте, ему было все же неуютно. Он скользнул к земле, нырнув в слой более теплого воздуха, потом повернул на восток, к искристой россыпи города, спустился еще ниже, так, что мягкие верхушки деревьев порой чиркали по его животу. Тут, между кронами, было совсем тепло, словно под одеялом.

На окраине Лэйми снова взмыл вверх. С высоты в пятьсот метров город казался ему тщательно отделанным, почти темным макетом. Под ним был уже городской парк, и юноша спустился пониже. Аллеи были пусты, рассеянный, слабый свет фонарей, казалось, падал из воздуха.

Юноша скользнул вниз, аккуратно стал босыми ногами на холодный асфальт, и, обхватив голые плечи, осмотрелся. Ему было довольно неуютно — он вспомнил, что от дома его отделяет уже километров пятнадцать. Сообразив, что преодолел их за десять минут, он тихо рассмеялся, побежал во весь дух, потом с радостным воплем нырнул в воздух, промчавшись над самыми кронами.

Лэйми взлетел на полмили. Потом, заметив таинственно-глубокую синеву реки, по гигантской дуге скользнул вниз, бездумно врезался в упругую, холодную воду. Нырнул глубже, в абсолютный мрак, пока не коснулся ладонями мягкого песка. Его ребра заныли под давлением толкавшей его, текущей массы. Юноша рванулся вверх, пользуясь силой, что была мощнее его мускулов, в облаке брызг вырвался в воздух, весь мокрый, задыхающийся, смеющийся.

Теперь ему стало холодно, но сила, горевшая в нем огнем, отозвалась на дрожь мощной волной жара. Лэйми ощутил, как вспыхнули его уши, и вновь рассмеялся. Ему хотелось сделать что-нибудь невозможное, запретное…

Нетерпеливо блуждающий взгляд упал на далекие крыши дворца Председателя. Совсем недавно он уже побывал в нем, но вот осмотреть все он не смел и надеяться. Зато теперь…

Лэйми поплыл к центру города. Держась на высоте в пятьдесят метров, он беззвучно скользил над полными сумрака провалами дворов. Восторг и страх вспыхнули в нем с новой силой. Это настолько походило на сон, что он даже боялся поверить… и в то же время напор холодного воздуха неоспоримо убеждал его, что это — реальность.

Под ним не было ни людей, ни машин. Ни огонька, все окна темны. Казалось, весь город принадлежит только ему. Непонятно отчего, он был уверен, что все люди, кроме него, в этот предрассветный час спят — и это тревожило и восхищало его одновременно.